Ещё три-четыре года назад семью Николая и Ольги едва ли не ставили в пример. Имело ли значение, что они не были зарегистрированы, коли жили хорошо и дружно и сообща воспитывали дочь Ольги Катю.

На станкостроительном заводе Ольга была крановщицей, и все, кто работал рядом, отмечали в ней весёлый и общительный характер.

Въедливый в деле, несколько замкнутый Николай более всего ценил в себе независимость, монотонности будней предпочитал сезонную работу, чтобы можно было иногда, забыв обо всём, поваляться на диване с книжкой, махнуть с ружьём или удочками на озёра. Он знал толк в книгах, читал много. Часто в походах в лес, на озёра его сопровождала Ольга.

Беспощадность того времени, его нарастающий меркантилизм больше всего в семье затронули Николая, который последние три года перебивался случайными заработками. Попытки заняться предпринимательством, частной деятельностью были у него неуклюжи и заканчивались неизменным провалом. Порой он ожесточался на всё и вся, порой плакался на непонимание, на судьбу и проклинал весь белый свет.

Что больше всего распаляло его? Собственная ли неумелость или невозможность адаптироваться в новых условиях? Злой ли рок его или ежедневный нелёгкий труд Ольги, как укор главе семьи, постоянно приносящей в дом основной доход? Наверное, и то, и другое, и третье. И ещё не давала покоя зависть к счастливчикам, к баловням судьбы, у которых всё получалось.

Время от времени он выпивал, «для снятия стресса». Но облегчения не находил. В такие моменты он становился особенно агрессивным, злобным и мелочно придирчивым… Мог устроить скандал из‑за того, что Ольга или Катя не успевали вымыть посуду. Случалось, не сдерживался, давал волю рукам. Он говорил ещё, что все равно пробьётся в этой постылой жизни, обязательно найдёт выгодное дело, вот тогда они и заживут, как «белые люди».

Пожалуй, лучше остального у него получался частный извоз. Он добрел, когда подворачивалась выгодная поездка, когда в карманах начинали шевелиться денежные купюры. Но чаще преследовали неудачи. В такие дни он, чернее тучи, мотался на своих «Жигулях» по городу, жёг бесполезно бензин, проклиная жуткие троицкие дороги, отсутствие запчастей и скупость пассажиров. В такие моменты ему невозможно было угодить, и всю муть души, ожесточение сердца он выплёскивал опять на домашних.

Как смертельную обиду, переживал лишение водительских прав. Винил в озлобленном ослеплении всех вокруг, считал, что за рулём он был совершенно трезв, что случившееся — не иначе, как умысел завистливых конкурентов, находящихся в мафиозных отношениях с «гаишниками», и готовился к отмщению «ментам». И не прекращал частного извоза. «Калымить» пришлось на пару с приятелем, которому оформил доверенность на управление автомобилем.

Как‑то он разодрался с одним из непочтительных пассажиров, и тот пообещал ему жестокую расплату. Сказанное, несомненно, в запальчивости Николай принял за чистую монету. Достал забытые охотничьи боеприпасы, отлил две специальные пули, зарядил патроны.

— На кого готовишь такие заряды? — спросила его Ольга. — Они же слона положат наповал…

— А мне и надо, чтобы наповал, если сунутся. Чтобы шансов на выживание не осталось. Имею полное юридическое право защищаться от нападения!

В одну из суббот Ольга затеяла ремонт квартиры. Купила белила, развела клей для обоев. А Николай после неудачного «калыма» «снимал стресс» на кухне, пил, наливаясь раздражением и злостью.

— А ведь ты, Коля, становишься тунеядцем, — сказала в сердцах уставшая Ольга, помог бы лучше… Хотя бы попробовал.

— Я «помогу», пожалуй, — отозвался Николай, — возьму вот сейчас ружьё и попробую на тебе эти заряды…

На следующий день, в воскресенье, он чем‑то торговал на «барахолке». Да опять неудачно. Вернулся домой, где Ольга продолжала ремонт, ей помогала дочь Катя.

…Что там произошло в последние часы, никто знать не может. Около полудня соседи услышали приглушённый хлопок, словно бы упала табуретка. Потом из квартиры, обливаясь кровью, выбежала Катя. Она добежала до соседнего магазина и рухнула на каменный пол, успев сказать: «Спасите меня! Я жить хочу… Я ещё молодая…».

Второй хлопок был уже похож на выстрел, он прогремел опять в квартире, вслед убегающей Ольге, и она… упала на лестничной площадке. Через минуту за закрытыми дверями квартиры ударил последний выстрел. Третий. Стволы охотничьего ружья Николай сумел направить себе в висок.

Ольга и Катя умерли в больнице несколькими часами позже. Свинцовые пули, отлитые Николаем, как сказали медики, «нанесли ужасные травмы, несовместимы с жизнью»…

Их хоронили в один день. Николая — утром, отдельно, едва ли не тайком и в самом дальнем конце кладбища. А мать и дочь — вместе, при большом скоплении провожающих… Рассказывали, больше других запомнилось искажённое мукой лицо Александра, жениха Кати, за которого она собиралась в скором времени выйти замуж.

…Через неделю после похорон двадцатилетний Александр взял свою собаку на поводок и сказал, что пошел погулять. «Конечно же, — обрадовалась перемене настроения его мать, — сходи, хоть немножечко развеешься…».

Очень скоро после его ухода мать обнаружила записку:

«Мама! Извини меня за всё, но я так жить больше не могу. Мне надоело всё. Без Катюши я не смогу, потому что очень её люблю. Я так хочу! Исполни мою последнюю просьбу и похорони рядом с ней. Твой сын Саша».

…Она кинулась в сторону реки, в лесопосадки, куда её безошибочно влекло материнское чувство. Среди деревьев увидела сына. Подумала: «Успела! Вот он стоит!» И закричала из последних сил:

— Саша!!!

Он не отозвался. Когда она подбежала, увидела, что ноги сына не достают земли… Здесь же рядом сидела и его овчарка. Она молчала, а из собачьих глаз, пронзённых человеческой болью, катились слёзы.

Последнюю просьбу Саши выполнили — похоронили рядом с могилой любимой девушки.

…Ради чего я подробно рассказываю это?

Для того чтобы отступили досужие вымыслы, мешающие жить родным и близким погибших, для того, чтобы из трагедии четырёх молодых людей, в расцвете лет ушедших, попытаться сделать какие‑то выводы, потому что любая смерть для остающихся жить не должна проходить бесследно. В этом одно из незыблемых правил самой жизни. И ещё. Несомненно, что тяжкое течение тех лет порой до безобразия калечит человека, усиливает его пороки, через которые в борьбе с самим собой проходят наши сердца и души. И если кто‑то из прочитавших эту статью остановит себя на роковом шагу, то цель её будет достигнута.