Нарасхват пошли в продажу ложки и вилки из нержавейки, эмалированные кастрюли, миски и кружки. Эмаль была черная, толстая, густо усеянная белыми пятнами и кляксами. Однако, вожделенной мечтой, предметом особой гордости большинства в то время стала тяжеленная, как базальтовая плита, чугунная кровать с двуспальной «панцирной» сеткой. Заимевших такую роскошь немедленно зачисляли в ранг зажиточных.
…Мама осторожно заглянула в класс во время диктанта. Она о чем-то пошепталась с учительницей и Прасковья Ивановна, округлив глаза, попросила меня собрать учебники и выйти в коридор. Такое дозволялось в самых исключительных случаях.
Событие, и впрямь, было нешуточным. По дороге на Элеваторный рынок мама оживленно рассказывала, что накануне знакомая базарная дворничиха под большим секретом и за полкило сахара-песку сообщила, что в железоскобяной магазин завезли «панцирки». Мама с вечера заняла очередь, но была уже по номерку, написанному химическим карандашом на руке, только сорок девятой. Всю ночь у базарных ворот люди жгли костер и проверяли по списку очередников.
Когда магазин открыли, его директор, старый жулик, всю войну просидевший под липовой «бронью», объявил, что в магазин поступило с базы всего сорок кроватей. Очередь дружно взбунтовалась и позвала для контроля нашего участкового Ермолаева. Участковый в присутствии двух понятых «ревизовал» подсобку директора-жулика и обнаружил там еще пятнадцать кроватей, который тут же были проданы очередникам.
Вот так нежданно-негаданно нам привалило счастье. «Панцирка» _ красивая, с чугунными литыми спинками, выкрашенная масляной зеленой краской, на перекладинках _ загогулины и завитушки, тоже из чугуна. А сейчас она прислонена к стене магазина и ее охраняет базарная дворничиха.
Все это на ходу рассказывала мама, а я рысью бежал следом.
Дворничиха, угрюмая жилистая тетка, до самой шеи туго затянутая в клеенчатый фартук, удовлетворенно сказала, что наконец-то вывели на чистую воду собаку-магазинщика, что участковый Ермолаев теперь его немедленно засудит за укрывательство и помогла вытащить «панцирку» за ворота базара. Отсюда начался трудный, но счастливый путь домой, денег на подводу у нас не было.
Взвалив на плечи тяжеленную сетку-«панцирку», мама тащила ее до какой-нибудь завалинки, опустив ношу на землю, возвращалась за спинками, _ у меня не хватало сил даже сдвинуть их с места. И так, из улицы в переулок, из переулка в улицу, провожаемые завистливыми взглядами прохожих.
…С того самого дня минуло больше шести десятков лет. Давно уже не в живых матери, нет Элеваторного рынка (сегодня на его месте Челябинский театр драмы), нет нашей улицы Пионерской и многих ее жителей. Однако, по-прежнему несокрушима и зелена, как листва майского тополя, родительская кровать-«панцирка».
Она стоит в моем садовом доме, ее панцирная сетка бесшумна, изящна и по-молодому упруга, словно и не было этих шести десятков лет. На чугунном приливе спинки глубоко оттиснут знак «ЧТЗ». Спится на ней легко и привольно и видятся всегда счастливые сны.
Анатолий СТОЛЯРОВ