С чего сыр-бор…

В оперативной сводке линейного отделения внутренних дел на станции «Троицк» сообщалось, что на престарелую женщину, выходившую из аптеки, совершила нападение молодая особа 36 лет, спортивного типа, в куртке ярко лимонного цвета, выхватила у нее сумку и бросилась бежать. Грабительницу задержал работник местной военизированной охраны, случайно оказавшийся на месте преступления.

В линейном отделении следователь охотно познакомила с обстоятельствами дела, рассказала, что пострадавшей 85 лет, что она после падения с лестницы получила ушиб грудной клетки и перелом ребер. У грабительницы — четверо малолетних детей, она не работает, месячный бюджет семьи — пособие, получаемое на детей. Отец никакого участия в воспитании детей не принимает, и где он сейчас находится — никто не знает. Его ищет милиция.

Мне захотелось встретиться с обвиняемой и пострадавшей, но, увы, следователь, ссылаясь на тайну следствия, категорично отказалась сообщить их имена и адреса.

— Вот только если только начальник разрешит….

Начальник не разрешил. Тогда я решил их найти сам.

Установить фамилию молодой грабительницы — Валя Птицына (далее все имена, сообразуясь с этическими нормами и тайной следствия, изменены. — А. С.) — стоило мне хорошей коробки конфет. Позвонил в управление социальной защиты города.

Я побывал по указанному адресу…

Здоровенный дом, крепкий забор, из‑за которого наносит животворящий запах свежего шашлыка. Несколько собак рвут цепи. Совсем не те Птицыны.

Позвонил в управление социальной защиты Троицкого района.

— Может, у вас есть на учете многодетная семья Птицыных?

— Не имеем права давать такие сведения по телефону, — ответила дама, — может быть, вы террорист какой? Напишите официальный запрос на официальном бланке, потом мы его рассмотрим…

Дама еще недвусмысленно намекнула, что ее брат работает в прокуратуре, и уж кому, как не ей уметь разбираться в законодательстве.

— Может, дадите адресок мамаши Птицыной?

— Мы ее сами найти не можем. Наверное, скрывается где…

А если поискать в школах? Олегу Птицыну — одиннадцать лет, его брату Коле — десять и, скорее всего, они учатся в одной школе.

Это заняло немало времени. Но не напрасно. В одной из школ мне сообщили, что знали эту семью. У обоих братьев хорошие способности, Олег, например, — великолепный бегун и отлично играет в футбол. Конечно, мальчики плохо одеты и, быть может, от того его брат Коля озлоблен и часто дерется. У них нет собственного жилья. Квартиру снимают недолго, хозяева, узнав про многодетную семью, выгоняют на улицу всю ораву. Потому никто не знает, где они живут в настоящий момент.

Уже, было, совсем потерял надежду, но вот она, долгожданная удача! В последней по списку школе мне сказали:

— Да, оба брата Птицыны учатся у нас. Учитывая их бедственное положение, мы помогли им купить учебники, каждому оформили бесплатный проезд на автобусе. Сейчас они живут по адресу…

Я купил колбасы, пряников, шоколаду — не с пустыми же руками идти к мальцам! — и пошел искать новое пристанище Птицыных.

Был холодный и слякотный день. Я долго месил глину по глухой и кривой улочке, где то их дом… №65? Редкие прохожие недоуменно пожимали плечами, посылали в разные ее концы. Вразумил меня старик, которому я помог одолеть глубокую лужу.

— Нет на нашей улице №65, вся она из тринадцати домов состоит. Надули тебя, сынок, крепко.

Я опять позвонил в школу, где учились братья Птицыны. На другом конце телефона сконфузились:

— Этот адрес назвал Олег. Но мы узнаем правду, он сейчас как раз на уроке.

Через минуту Олег назвал мне другой адрес.

Деревянное зашарканное крылечко. Открываю дверь в крохотные сени. На корточках покуривает молодой крепкий мужчина. Быстрый волчий взгляд исподлобья.

— Вадим Птицын?

— Он самый. Чего надо?

Говорю, что я — журналист, узнал про бедственное положение их семьи, вот, примите посильную помощь…

Враждебная сталь тает в его голубых глазах, и мы проходим в его жилище.

Это не его квартира, а квартира его тещи и тестя. Жилая площадь 12 квадратных метров да плюс кухня — 10. Основательное место в ней занимает печь. Здесь прописаны восемь человек. Вадим — безработный. У тещи пенсия, тесть перебивается случайными заработками.

Шестилетний Миша и веселая крохотулька Наденька (11 месяцев) немедленно наваливаются на колбасу и пряники.

— Кольке и Олежке оставьте, — сдерживает их бабушка Мария Петровна, — они тоже есть хотят!

— Как же вы здесь умещаетесь? — задаю вопрос.

— На полу, скопом спим. Мы, взрослые, ничего, а вот внучата часто простужаются и болеют. А лечить их на что?

Вадька не может работу найти, а дочь… кто ее, многодетную, на работу возьмет?

— А где Валентина, ваша дочь?

— Да тут… по делам ее вызвали.

Она вошла в той же куртке ярко-лимонного цвета, высокая, худая, спортивного типа женщина. Увидела меня. Глаза ее сузились, сверкнули волчьей беспощадностью. Но, посмотрев на хохочущих детей, на размягченного мужа, тут же потеплела.

Она долго рассказывает, как ее оскорбили в администрации: «Чего столько плодить‑то на нищете твоей?».

Пробовала, делала два раза аборты, после этого отнимались ноги, и она по месяцу лежала в больнице. Ну, помрет она? Что с детьми будет?

— Может, вам побольше картошки садить, свеклы, моркови? — неуклюже сочувствую я.

— А где землю взять‑то?

Уже на пороге задаю ей сакраментальный вопрос:

— А зачем вы старую женщину обокрали?

И опять в серых ее глазах полыхнул отблеск волчьего взгляда.

Волчий взгляд сквозь окно я явственно чувствовал на себе, пока меня не скрыли сараи.

Как я ее нашел — это следующая, не менее детективная история. Не хочу подводить лиц, участвующих в ее поиске, и все‑таки именно благодаря их бескорыстной помощи и правильной оперативной разработке, выработанной совместно, я, наконец, встретился с Евдокией Ивановной. Ей не 85 (как значилось в милицейской сводке), а 76 лет. Она — тяжело больной человек, отработала на предприятиях Троицкого железнодорожного узла 47 лет. Вот ее рассказ.

— Я купила лекарства. В сумочке оставались как раз те деньги, что выдали мне в организации в День пожилого человека. Стала опускаться по лестнице, чувствую, кто‑то тянет у меня сумку. Оглянулась — молодая особа в яркой куртке. «Отдай!», — крикнула она и рванула так, что я скатилась с лестницы. А она — бежать. «Выброси документы!», — кричу ей вслед. На мое счастье, это увидел стрелок военизированной охраны. Он выпрыгнул в окно, перемахнул забор и настиг беглянку. Тогда в милиции она призналась, что у нее болеют дети, а лекарства купить не на что. Ну, попросила бы меня помочь, отдала бы ей все, что есть…

Ей нелегко жилось, потому работала сразу в нескольких местах. Два сына — один летчик, другой — работник аэропорта. Одна из ее снох, работая директором школы, училась заочно, мыла полы. Сейчас она — доктор наук. Сыновья, снохи и все четыре внука получили высшее образование. Каждый работает, тянет свою лямку.

На что живет? На свою пенсию. От сыновней помощи отказывается, пять правнуков поднять — нешуточное для них дело!

У Евдокии Ивановны — вдоволь картошки, солений, компотов и варений — все это она каждый год выращивает на своем огороде. Вижу из окна ее квартиры крохотный ухоженный участок земли: ботва собрана и сожжена, земля перекопана. Весной, дай Бог, она снова посадит картофель и морковку, лук и свеклу, помидоры и огурцы.

Вспомнился изрядный кусок земли, густо поросший конотопом, перед домом Птицыных и безнадежное Валентинино:

— А где землю‑то взять?

Вижу маленькие изработанные руки Евдокии Ивановны и вспоминаю молодые руки Валентины, вспоминаю крепкие в синих наколках руки Вадима… У обоих в глазах — ни капли раскаяния! Лишь стальной отблеск волчьей хватки…