Услышал по радио рекламу аппарата для лечения глазных заболеваний. Позвонил по бесплатному телефону, и на другом конце, в Москве, в меня тут же вцепились.

— А сколько вам лет? Семейное положение? Болели когда‑то? Чем?

Вопросы сыпались, как картошка в прореху из мешка, а меня мучил единственный вопрос: «Сколько стоит этот чудо-аппарат?»

— Сколько стоит? — не вытерпел я.

— Вначале, пожалуйста, прослушайте о его целебных возможностях.

Двадцать пять минут (засек по часам) радостно-возбужденный голос читал мне инструкцию о сверхъестественных возможностях аппарата.

— Сколько?! — не выдержал я.

— Давайте я вам расскажу о технологии его применения…

— Сколько!

— 65 тысяч рублей.

Я повесил трубку. Но через десяток минут меня опять настиг радостно-возбужденный голос.

— А вы, Анатолий Васильевич, (откуда‑то узнал мое имя!) имеете награды, звания?

— Имею и то, и другое.

— Тогда для вас аппарат будет стоить 35 тысяч.

Я бросил трубку и уехал.

Вечером внук сказал мне:

— Дед, несколько раз из Москвы звонил какой‑то дядя Из…Изралевич, спрашивал тебя. Я сказал, что ты уехал насовсем.

Он все‑таки опять настиг меня. Через неделю.

— Дорогой Анатолий Васильевич, с вами говорит Хацкель Израилевич Луцевич, доктор медицинских наук, профессор кафедры «Медицина глазных заболеваний», автор трехтомной монографии «Светоч сквозь тьму». Спешу вам сообщить радостную весть, что наша организация, с учетом ваших заслуг перед Родиной, сочла возможность снизить цену на глазной аппарат новейшей конструкции до 15 тысяч рублей! Прошу вас, поторопитесь…

Я не дослушал, грубо прервал профессора:

— Да засуньте этот аппарат себе в ...!!!

Больше Хацкель Израилевич мне не звонил. И с чего, спрашивается, обиделся?

Маленький, шумный и вихлястый, он зашел ко мне в кабинет, пританцовывая на высоких каблуках.

— Вы — собкор «Челябинского рабочего»? Я — Эдуард Большаков, для вас — просто Эдик.

Эдик с неподдельным энтузиазмом рассказал, что он с «отличием» закончил ускоренные курсы фермеров и очень желает участвовать в решении продовольственной программы, но администрация района никак не решает вопрос о выделении ему участка земли, где он намеревается выращивать целебные травы, новейшие сорта ржи, разводить американских индеек.

— Мы, фермеры, Россию накормим! — с пафосом заключил он.

Я помог ему, Эдику выделили в аренду 29 гектаров пахотной земли близ села Стрелецкое.

Спустя два года я навестил надел фермера Большакова. 29 гектаров пахотной земли, к которой так и не прикоснулся плуг! 29 гектаров, покрытых лебедой и осотом! У озерца стоял фермерский вагончик, дверь нараспашку, на столе огрызки еды, по углам водочные бутылки. Сколько же их тут!

Заехал в село.

— Где Большаков?

— В правлении… отчитывается по работе.

Правление пусто, лишь в дальней комнате слышны бабьи визги:

— Какое имеешь право? Буду жаловаться! Я тебя засажу!!!

Приоткрыл дверь. Вот диво‑то! На полу между ног управляющего Койнова извивается зажатый фермер. Управляющий отделением вытянул из штанов Большакова ремень и лупцует его по тощему заду.

— Это тебе, ученый фермер, за поруганную землю! Это — за испорченных девок! Это — за деньги, что ты не отдал вдовой фронтовичке! Это — за колки, пожженные по пьяни! Это…

Увидев меня, Койнов опешил, остановил порку:

— А мы эта… отчет по работе принимаем, — совершенно растерялся Койнов.

— Анатолий Васильевич, вы видите? — взвизгнул Большаков. — Рукоприкладство на рабочем месте! По статье Уголовного Кодекса… Будете моим свидетелем! Вы видели…

— Да нет, я ничего не заметил…, — сказал я. — Койнов, будьте любезны, всыпьте ему еще с полдюжины горяченьких за обман работников прессы, и за Россию, которую он не накормил.

Управляющий встряхнулся, с удовольствием всыпал еще дюжину «горяченьких», на прощание еще пнул под зад.

— Яя-я…, вас обоих засужу за сговор! — Большаков выскользнул и, придерживая штаны, кинулся прочь. — Я на вас маляву в суд напишу! Вы у меня еще посидите на шконках!

— Ты гляди‑ка, по блатному заговорил! А сам‑то впереди своих штанов чешет!

Рядом с храмом Преображения Господня Свято-Казанского женского монастыря отвели делянку для строительства индивидуальных гаражей. Одному автомобилисту выпал участок с вросшей в землю покореженной мраморной плитой. Краном подняли плиту и… рабочие оторопели. В могиле с мраморным сводом, облицованной изнутри гранитным плитняком, стоял на небольшом возвышении гроб из мореного дуба. Он был цел, но резная крышка была… сдвинута!

…Заглох мотор автокрана, рабочие побросали лопаты, кто‑то из любопытства спустился в могилу. Из «пятиэтажки» напротив с иконой в руке выползла древняя старушка.

— Милые вы мои! — запричитала она. — Не тревожьте его, а то опять быть беде!

Она упала на мраморную плиту, зарыдала. Когда ее привели в чувство, старушка (назвалась Клавдией) рассказала…

Эта история идет от ее прабабушки Ефимии, 1800 года рождения. В 1815 году здесь был похоронен герой войны 1812 года, молодой генерал, скончавшийся от ран. Над склепом поставили памятник из редкого красного мрамора в виде могучего орла, сжимающего когтями поверженное знамя Наполеоновской гвардии. За могилой приглядывала бабушка Клавдии, Аполлинария 1830 года рождения.

В декабре 1917 года Троицк занимают революционные солдаты под командованием мичмана С. Павлова. Солдаты грабят не только многочисленные храмы и мечети, достается и захоронениям. Одним из первых пал памятник генералу. То ли от хулиганского озорства, то ли по доносу скудоумца, что Красное знамя не может быть поверженным, тем более — царским орлом! Памятник был разбит, могила осквернена, а высокие награды героя похищены. И как отмщение — отряд Павлова был разбит белочехами. Мать Клавдии, Арсения 1865 года рождения, и ее подруги-монашенки, как могли, прибрали погребение. Сама Клавдия родилась в 1900 году, а в 1957 году могилу генерала опять вскрыли, на этот раз ночные искатели кладов. И бросили, но не ушли от возмездия: автомобиль попал в аварию, один из кладоискателей погиб. А Клавдия и ее знакомые подружки прибрали могилу.

…Я случайно стал свидетелем этого рассказа и подивился хронологической памяти старушки. Она, бывший учитель истории, открыла простой секрет, показала тыльную сторону иконы Божьей матери. На ней был наклеен листок — фамильное древо рода Клавдии. Могилу прибрали, закрыли разбитой плитой, но на обратном пути автокран опрокинулся в кювет. Слава Господу, обошлись лишь ушибами, да погнули стрелу крана.