— Не надо, — был ее ответ, — придет время, напишешь. А сейчас совсем не время.

Откроюсь, я много раз пытался писать о ее чудодействии, но столько же раз отказывался: строки, как я ни бился, не ложились на бумагу, — крепок был приказ знахарки, — ну никак я не мог написать про нее.

 

Не время… Так оно и было тогда. Знахарей и целителей официально не признавали и даже преследовали. Но страждущие все равно к ним шли, с ними искали встречи врачи и власть предержащие. И излечивались многие, навсегда потерявшие надежду!

 

Недавно, после нескольких встреч с бывшими пациентами бабушки Каблуковой, я, наконец, рассказал в газете о троицкой знахарке. Статья называлась «Сглаз». Она вызвала немало откликов. «Да, да! Такой она и была!» — говорили одни. «Не похожа!» — говорили другие.

 

Я не спорил: у каждого свое видение человека. Но сходились в одном — это был добрый и бескорыстный человек с совершенно уникальными способностями врачевания. Не скрою, ожидал своего: может, найдутся ее близкие, родные…

 

И я дождался. Мне позвонили дочь народной целительницы Галина Старухина и ее внучка Татьяна Косарева. Договорились о встрече.

 

Итак, полное имя моей героини — Татьяна Ивановна Каблукова. Родилась она в 1911 году в крестьянской семье, где испокон веку, род от рода передавался редкостный дар целительства. Нет, далеко не каждому, а избранно, и потому он не угасал.

 

Т. Косарева: — Я помню рассказ бабушки Татьяны, как мой прапрадед как‑то привел на торги обозы с мясом. Настала ночь, каждый ставит охрану, а прапрадед на печь укладывается.

 

— Ты чего без охраны, ведь умыкнут товар‑то?

— Не умыкнут, рядом с обозом и останется.

 

Утром, глядь, а вокруг его телеги мужик с тушей на плече ходит, кружит и кружит. Увидал прапрадеда, взмолился:

— Сними, дедушка, с меня заклятье. Я уж без сил совсем, а от воза твоего ну ни на шаг не могу уйти… Так тяжка эта ноша.

 

Г. Старухина: — Когда маме было три года, она упала в колодец глубиной более двадцати метров. Ее спас сосед-инвалид. Все дивились тогда: на теле ее ни царапинки не было, и, несмотря на жуткий холод, она не простыла. А царь Николай II наградил соседа серебряным крестом «За спасение души».

 

Т. Косарева: — Бабушка закончила всего три класса, но, наверное, по природе своей превосходно знала всю анатомию человека. У нее была необыкновенная тактильная чувствительность рук. Как правило, любое отклонение в работе внутренних органов связано с повышением их температуры. Так вот, наша бабушка кончиками пальцев различала отклонения в одну десятую долю градуса! Так она определяла эпицентр недуга. Как‑то они были с подругами в поле на покосе, варили молодую картошку. Вдруг один из мальчишек стал по земле кататься:

 

— Ой, не могу! Сердце болит, помираю!

Переполошились женщины, запричитали, до врача столько верст — ни за что не добраться. Только бабушка не потерялась: скинула с пацана рубашку, ощупала его, массаж сделала и… затих, заулыбался малец.

 

— Печеночные колики, — поставила диагноз бабушка, — картошки молодой объелся мальчишка.

 

Г. Старухина: — Началась война, отец ушел на фронт. А у мамы двое малолетних детишек на руках — я меньшая и брат. На что было жить? В железнодорожный тупик станции Троицк загоняли по ночам вагоны с углем. А кому их разгружать, коли мужики на фронте? Собирались бабы и мать моя вместе с ними. Но прежде чем уйти из дома, она настелит под стол ворох соломы, меня, как несмышленую, привяжет веревкой за ножку стола, чтобы только не по голому полу, а по соломе ползать. Так мы с братом и засыпали под столом.

 

А мама всю ночь лопатой да кайлом мерзлый уголь выгребает. Непосильный был это труд для женщин. Несколько раз она надрывалась. Потом правила себя массажем, правила других работниц, кто от боли загибался и… снова лопаты в руки.

 

Расплачивались с женщинами-разгрузчицами тем же углем. До одной тонны выдавали. Вывозила мама уголь на обыкновенных санках, сама впрягалась, и продавала — на то и жили.

 

Во время войны в наш дом около десятка беженцев из Ленинграда подселили. В первый день зашли они, голодные, перемерзшие. Мать вытопила печь, сварила здоровенный чугун картошки, выложила на стол, что в доме было, и постояльцев пригласила. Она все время жалела людей, делилась с ними последним куском и их лечила.

 

Меня тоже попробовала научить, но быстро оставила эту затею. Неспособная на это дело я оказалась. А вот дочери моей Татьяне многое чего удается…

 

Татьяна Косарева по образованию медик и, как ее бабушка Каблукова, тоже лечит людей. Есть у нее на это специальное разрешение и лицензия. Попасть к ней на прием непросто: график ее работы расписан на много дней вперед.

 

Во время нашей беседы она сидела поодаль, и я иногда ощущал на себе ее изучающий взгляд. Потом Татьяна начала перечислять, когда и чем я болел в своей жизни и какие у меня сегодня недуги. И все настолько точно, будто эта молодая женщина читала мою пожизненную медицинскую карту.

 

Т. Косарева: — Учила меня бабушка по‑своему. Ляжет и говорит:

— А ну, обследуй меня и говори, что ощущаешь…

 

Я обследую, а она вслед за моими свои пальцы ведет.

— Правильно, правильно, а вот здесь врешь, милая!

 

Помню, как мужчины с костылями приходили. Один после второго сеанса оставил костыли в сенях и домой ушел. Другой после первого же посещения бабушки вышел на улицу, хрясь костыль об угол и чуть ли не бегом по улице побежал. Вот счастье у людей было! Она никогда не была в больнице, не болела. Только глаз у нее один ослеп…

 

Г. Старухина: — Зато второй глаз у нее был зорок! Видела она им в людях добро и зло, и ничего от него не могло укрыться! А уж какие тонкие шали она вязала! Для этого козла Бориса держала, чесала его, потом шерсть пряла. Но однажды украли Борьку. Мы в газете объявление дали: «Пропал серый козел, рога большие. Проку от него никакого, а вот нам он очень нужен…». Узнали, чей козел, привели его обратно. Борис очень тосковал по маме, и впрямь, от него никакого проку, козел перестал есть, стал терять шерсть… Надо было видеть их встречу — радости‑то у обоих было! И снова мама вязать принялась.

 

…Она похоронена на кладбище близ села Бобровка. К ее могиле ведет торная тропа, а на могильном холмике не переводятся цветы. Их несут разные люди, те, кому когда‑то в трудный их час подарила здоровье, радость жизни, счастье материнства Татьяна Ивановна Каблукова. Низкий поклон тебе, народная целительница. Память о тебе живет в сердцах людей.

2004 г.