2001 г.— Нина, ты опять хворую кошку принесла?
— Она не хворая, а очень голодная…
— Чем же мы ее кормить будем, доченька? — сокрушается мать.
…Идет война, в доме Воробьевых — шаром покати, и то немногое, что мать получает по продуктовым карточкам, делится строго по душам. А тут еще Нинка привадила бездомных кошек едва ли не со всей округи. Каждый день она отделяет от своего и без того весьма скудного пайка хлеб и похлебку, следит, чтобы Мурка, Васька, Машка, Буня, Рома… (как там еще кошек по именам?) съедали поровну.
— И в кого она такая жалостливая? — говорили соседи. — Ты гляди‑ка, диво какое — у нее даже воробьи крошки с руки берут!
…Сегодня Нине Ивановне Воробьевой — 65. В ее однокомнатной квартире железная кровать и диванчик, шкаф и стол занимают очень мало места, зато обитающие в ней животные чувствуют себя вольготно.
Еще недавно у Нины Ивановны жили восемь кошек. Худые, бездомные, одичавшие, потерявшие веру в человека, они прибились к этой сердобольной женщине, здесь они нашли надежный приют и скоро из забитых и робких животных обратились в вальяжных, полных достоинства и грации особ — одна красивее другой. Отсюда они начинают второе хождение в люди. Нина Ивановна, сообразуясь с характерами своих хвостатых постоялиц, подыскивает им новых хозяев, всякий раз, отдавая кошку, она приговаривает:
— Милые мои, может случиться — вы не сойдетесь душами, не выбрасывайте кошку, несите мне ее назад. Она много страдала и не перенесет еще одного предательства…
Сейчас у Нины Ивановны живут две кошки — обворожительная, белая, как альпийский снег Белочка с томными голубыми глазищами (ее три раза возвращали Нине Ивановне) и пестро-коричневая, подвижная, хулиганистая, с повадками крысоловки Муся (шесть раз возвращали). С особым норовом оказались усатые…
С Белочкой и Мусей мирно уживается Нюрка — маленькая веселая дворняжка с человеческими глазами. В тазу с водой под электрической лампой хлопочет и плещется красноухая американская черепаха Маня, ей не один десяток лет, но аппетит у нее отменный — она с удовольствием ест и рубинового мотыля, и кусочки свежей рыбы. А на столе и подоконнике неисчислимо и радостно поворачивают вслед за солнцем свои разноцветные глазки фиалки, цветут миниатюрные голландские кактусы.
Ну а кухня — без остатка владение пернатых. Здесь восторженно кричит, свистит, щебечет, поет, любит и ссорится пестрый птичий народ — больше 140 попугаев! В основном, это веселые и неприхотливые волнистые попугайчики — белые, голубые, зеленые, желтые. Среди них особой статью выделяются крупные хохлатые кореллы. Они неторопливо и обстоятельно наблюдают свысока птичью круговерть и очень напоминают нянек-воспитателей, выведших сразу весь детский сад на прогулку.
Блистают всеми цветами радуги попугаи-неразлучники. Это щеголи-хамелеоны, они меняют свою яркую окраску в зависимости от погоды и освещения. Брызгами солнца мелькают в этом смешении красок и разноголосья лимонные кенари и канарейки. И все — в кипучем движении, напористо и ликующе.
— Все началось пятнадцать лет назад, — рассказывает Нина Ивановна. — Мне не хватало зарплаты, и я прирабатывала — мыла полы. В день моего рождения сотрудник по службе подарил мне Степашку — зеленого волнистого попугайчика. «Нина, — сказал он тогда, — наступают трудные времена, но мне кажется, вот эта божья птаха принесет тебе удачу…»
Степашка оказался ласковым и на редкость способным к речи.
— Ни-на, — научился он выговаривать старательно, — спа-сси-ббо, хо-рро-шо! Зуб-кки почищ-щу и спать! Дай лучч-чше пож-жрать! Степе скуч-чно…
— Я купила для Степашки подругу, — продолжает Нина Ивановна, — он перестал разговаривать, зато сделался очень прилежным главой семьи. Сегодня Степашка — пра-пра-пра-пра… не знаю, уж какой он прадедушка. Словом, патриарх.
На кухне — клетка на клетке, до самого потолка. Нина Ивановна открывает гнездовые домики. В одних на яйцах сидят озабоченные самочки, в других неуклюже ворочаются и разевают клювики голые птенчики, в третьих уже готовятся вылететь в этот гамливый кухонный мир напористые молодые птицы — жизнь здесь не останавливается ни на минуту.
Степашка степенен и стар. Он садится на хозяйское плечо и, нежно приложив к ее уху желто-зеленую головку со старческими брылями, с хрипотцой что‑то наговаривает.
— Это он мне на свои стариковские хвори жалуется, — поясняет Нина Ивановна, — ведь ему пятнадцать годочков стукнуло, а в переводе на человеческий возраст — это около ста лет будет.
За день кухонная птичья колония съедает до четырех килограммов овса и проса. Кроме того, в их рационе обязательны крутые яйца, морковь, свекла, зелень. Накладно? Еще как!
Но Нина Ивановна торгует молодью попугаев на птичьем рынке. Это позволяет не только свести концы с концами, но и кормить кошек, «дворянку» Нюрку, американскую черепаху Маню, остается и на квартплату, и на лекарства.
У Нины Ивановны редкостная группа крови. В течение почти двух десятков лет и до самой пенсии она пять-шесть раз в год безвозмездно сдавала свою кровь. Большей частью ее напрямую переливали больным детям. Как‑то раз среди ночи перелили и оставили одну, и обессилившая Нина Ивановна кое‑как добиралась до своего дома пешком через весь город…
К детям у хозяйки попугаев отношение особое. У нее то и дело находят приют нищие, обездоленные ребятишки.
— Тетя Нина, можно посмотреть на ваших птичек?
Тетя Нина умоет попрошаек, обязательно накормит маленьких гостей чем‑нибудь горячим, покажет своих любимцев, без устали рассказывает про их жизнь и повадки. Ведь у каждого из 140 попугаев — свой непохожий характер. Для таких посетителей у нее всегда открыта дверь.
Впрочем, однажды ее привычкой открывать на первый же стук воспользовались лихие люди. Желая безнаказанно поживиться у одинокой беззащитной женщины, в ее квартиру вломились два молодых балбеса и, жестоко ударив женщину, принялись ловить попугаев.
Нина Ивановна закричала от боли и обиды, и тотчас в кухне с воплями поднялось на крыло все пернатое воинство. Нюрка залаяла, завыла на весь дом, но никто из соседей так и не вышел. Видимо, содом и спас хозяйку. Грабители в ужасе бежали ни с чем.
Только этот случай ничему не научил Нину Ивановну. Она по‑прежнему открывает двери, не глядя в глазок, — на первый стук. У нее все та же несокрушимая убежденность, что на пороге ее квартиры обязательно те, кому нужна ее помощь.
— Милости прошу, добрый человек, — говорит она, и в голубых приветливых ее глазах всякий раз загорается радость.
Анатолий Столяров,
член Союза писателей России
Троицкая афиша
