Разрывая туман и снежную хмарь, неслась припозднившаяся пригородная электричка. В вагоне сумрачно, сонно и только фиолетовый отсвет бесконечных сугробов ровно лежал на лицах пассажиров.
Напротив меня сидели две старухи: одна маленькая косенькая, другая большая с широким по‑зимнему загорелым лицом.
— Ты откель будешь, милая? — тихо спросила косенькая соседку.
— Из Козулино.
— Из Косулино — поправила Маленькая.
— Из Козулино, — заупрямилась Большая. — И все из‑за диких коз название пошло. Знаш, скоко у нас их в округе по лесам бегает?
— Скоко?
— Тыща… а, могет, и все две.
— А я из Косулино, — сказала Маленькая. — Наше село с божьим храмом, и на карте есть. Написано «Косулино».
— А наше село называется Ко-зу-ли-но, — по слогам вызывающе сказала Большая.
— Раз у вас храма нет, значит, вы не село, а деревня, — не сдавалась Маленькая.
— Да будет вам! — отозвался позади хрипловатый мужской голос. — Нашли о чем: Козулино или Косулино, а по мне так все одно…
— А ты сам‑то откель будешь, — чуть громче спросила Маленькая.
— Из деревни Грязи, — ответил Хрипловатый.
— А, это там, где и в засуху из глины не вылезешь…
— Из грязи, да в князи, — съязвила Большая.
— Вовсе нет, — растерянно сказал Хрипловатый, — у нас даже одну улицу в асфальт одели.
— Одели и раздели, — поддержала соседку Маленькая, — знаю я ваши Грязи, асфальт там колдобина на колдобине…
Вагон проснулся. Заговорил.
— А я из деревни Обалдуево, что на Орловщине, ну и что? Из нашей деревни зато два знаменитых ученых вышли, а один, кажется, в Государственной думе работает.
— Не работает, а сканворды гадает, да кнопки за отсутствующих нажимает, — кто‑то бросил зло.
— А я из Курганской области, из села Полупьяново. Ну и что? Нет у нас пьяниц. Ну, разве только после баньки или с устатку хряпнешь рюмку, другую… И все. Тихо. Ни ссор тебе, ни драк.
— Я из деревни Никосея, что в Пермской области.
— Как это?
— Да не сеяли мы никогда, земли не было. Одни болота вокруг.
— Воровали, выходит…
— Что ты, помилуй Господи! Никогда! Лесом жили, да охотой. А воровать разом начали во времена Чубайса, Бурбулиса, Немцова, словом, в годы всеобщей демократизации, растудыть ее в качель!
— А я из села Большие Сучаровы…
— Я из деревни Шельмовка…
— Я с Угрюмовки…
— А я с Индии, — прервал говор мужской прокуренный бас.
Вагон озадаченно стих. Потом посыпались вопросы.
— Откуда?
— Из какой Индии?
— Никогда не слышала…
— А это… что на выселках у села Нижняя Санарка, — ответил Бас. — Когда мужики строиться начали, место выбрали по‑соседству с той самой Санаркой, но чуть в стороне. А название само появилось — Индия, говорят: «Живу в Индии…», то есть не в Нижней Санарке, а дальше, на взгорке.
— А я из Берлина.
— Я с Парижа.
— Я из Клястицкого.
Вагон ожил, зашумел, заспорили…
— Я из деревни Солнце, — негромко прозвучал красивый женский голос, но его почему‑то услышали все. Вагон примолк на минуту, но тут же, где‑то в его глубине отозвались:
— Господи, хорошо‑то как! А где это?
— Я знаю, в Варненском районе, — вмешался Хрипловатый, — там по весне еще и черные подснежники цветут.
— Господи, хорошо‑то как! — снова ахнули в глубине вагона.
— «Что в имени тебе моем…» — продекламировал Красивый голос строку великого поэта. — Косулино, Козулино, Грязи, Никосея, Индия, Обалдуево, Париж, Солнце…Какая разница? Ведь все это наша Родина. И мы все живем на Родине.
— Остановка станция «Троицк», — проснулось радио, и тотчас в вагоне вспыхнул свет. Заспешили к выходу. И нельзя было разобрать в толпе, кто Хрипловатый, кто Бас, кто Красивый голос, лишь лица пассажиров (мне показалось) были чуточку смущенные. Да и впрямь, нашли о чем спорить, коли мы живем на Родине.
Анатолий Столяров,
член Союза писателей России
Троицкая афиша
