1987 г.Сколько она себя помнит, всегда в их маленьком саманном домике из двух комнат было тесно и жарко. Часто Сара просыпалась среди ночи. Ее будили храп лошадей и куриное бормотание кур спросонья. Иногда в сараюшке вскрикивал старый гусак и, потягиваясь, оглушительно ударял крепкими крыльями. Кралась над речной поймой предутренняя луна, и ее размытое сияние стояло над тихими далями.
Отец, совхозный скотник, уходил на работу первым, и почти сразу же поднимались они — все восемь ребятишек. У каждого были свои обязанности. Шустрой Саре удавалось сделать больше других: и корову подоить, и в хлеву почистить, и птицу покормить, и до того, как идти в школу, полистать книжки старшей сестры по ветеринарии. Хотя и умела она по внешним признакам у животного заболевание определить, обработать рану, сделать инъекцию, хотелось все‑таки без сестринского пригляда самой дойти до тонкостей, до истиной «науки».
…Вообще‑то ее настоящее имя Гульнара, в переводе с казахского «цветок». Но бабушка звала ее Сарой, что означало «желтый». Природной своей живостью, веселостью напоминала Гульнара любимый бабушкин цветок — горицвет весенний, который, не боясь апрельских утренников, загорался ярко-желтыми звездами по степным склонам. Так и остались за ней навсегда два этих имени: Гульнара — для знакомых, Сара — для родных и близких, для друзей.
Она училась на ветеринарного врача легко и жадно. Во время лекций преподаватели с удовольствием останавливали свой взгляд на невысокой худенькой девушке-казашке, карие ее глаза с сероватым отливом напряженно светились неподдельным вниманием, и возникала так высоко ценимая преподавателями незримая связь, когда каждое твое слово свободно и просто ложится в память другого.
…Отец долго держал в темных заскорузлых руках ее новенький диплом и, хотя среди его детей уже были и ветеринары, и зоотехники, не смог скрыть радости: цокал языком, одобрительно кивал головою. А дочь, надев халатик и повязав косынку, на другой день после приезда ушла на ферму, не дожидаясь приказа о назначении ее ветврачом Березовского отделения.
— Привет, Сара!
— Здравствуй, Гульнара! Неужели пять лет прошло? — удивлялись доярки, и каждая на свой лад рассказывала ей про одни и те же беды.
Бед было хоть пруд пруди. Бруцеллез и туберкулез, падеж молодняка, в районе на все лады склоняли березовских животноводов. Хоть и не в новинку для нее все это, но было над чем призадуматься.
— Не трусь, дочка, — подбодрил дома отец, — глаза боятся, руки делают.
— А я не трушу! Но с чего начать?
— Начни с самого начала.
Вот уже десять лет каждый день она начинает с самого начала.
5.00 утра. Чистота в профилакторном отделении. Нежатся в лучах инфракрасных ламп черно-белые и палевые телята. Чуть ли не у каждого остановится Сара:
— Как здоровье, малыш?
Молчат телята, бодро помахивают хвостиками, постукивают розовыми копытцами: «Ничего, как видишь…»
А вот и базовки. Сара всегда успевает к началу дойки.
— Что‑то моя Роза нынче не в себе, — жалуется доярка.
Роза — царственная и дородная симменталка грустно вздыхает и ловит подол Сариного халата. Она уходит от нее не сразу. Неторопливые уверенные движения, ласковые, едва различимые слова на русском и казахском — специально для Розы. Говорят, разговор человека с животным тоже помогает…
800 коров, 800 ее бессловесных пациенток, каждая со своим норовом и статью.
Почти до обеда она на ферме. Потом будет второй обход — в обед, потом третий — в вечернюю дойку. Иногда доярки ворчат:
— Опять санобработка!
— Опять обследования! Коровы снова пугаются…
Коровы не пугаются, они любят свою благодетельницу, тянутся к ней мордами и пытаются лизнуть ласковые руки. А доярки ворчат скорее от доброты, ведь уже несколько лет нет заболеваний среди животных. Березовская ферма полностью оздоровлена.
Ее звали на Центральное отделение совхоза, в другие хозяйства главным врачом, приезжали директоры из соседнего Казахстана, многие пытались заполучить классного специалиста, было немало самых лестных предложений. По-хозяйски гостеприимна и радушна Гульнара, никого не обидела категоричным, на пороге, отказом, Послушает заезжего гостя, согласится с его доводами, а потом тряхнет густющими черными волосами, сверкнет белозубой улыбкой:
— Переехать, конечно, можно. Только разве перевезешь за собой речку и отцовский дом? Разве коров моих вслед за собой перетянешь?
Работает она уже десять лет на одном месте. В Березово шутят:
— Не только коровы, каждая овечка знает Сару в лицо.
В какой режим уместить день деревенского ветврача, когда никто не планирует твоей помощи, когда беда, не спрашиваясь, входит в двери?
…Для встречи Нового гола за праздничным столом собралась вся большая семья Тугульбаевых. Все, кроме Сары.
— Ну, конечно, опять у своих коров, — вздохнув, сказала мать. — Как встретишь 1 января, таким и весь год будет
В ночь с тридцать первого на первое она принимала особенно тяжелый отел. И приняла! И теленок родился на загляденье! Счастлива была опоздавшая к столу Сара, ее тихая радость невольно передалась всем, кто ждал ее в тот час.
Она не суеверна, но боится покидать свое Березово в праздники и выходные. Почему‑то именно в эти дни чаще всего случается лихо…
Как‑то изменила правилу и уехала на три дня в деревушку Теренкуль. Но тотчас спохватилась: ударил мороз под пятьдесят! А как же на ферме?
Шоферы боялись выезжать, любая поломка в дороге в такое время обернется бедой. А она решилась. Шесть километров пешком до большого тракта… Гулко лопались стволы берез, пар от дыхания ложился под ноги инеем, то и дело смерзались ресницы. Дорогу перелетала сова и… вдруг упала наземь омертвелая.
На тракте было пусто, не помог ни бег, ни разминка, она начала замерзать. Едва живую ее подобрала случайная автомашина. В кабине места не было, сидели четверо, и Гульнара ехала в кузове, в звенящем и остром воздухе, ехала в полушубке, который шофер, пожилой мужчина, снял для нее со своего плеча.
Дома ахнули. Ведь погибнуть могла!
Что это? Неразумность? Чудачество? Так и расценили некоторые.
Я думаю, ни то, ни другое. Обостренное чувство ответственности и долга — неизменные спутники верных и чистых душ, когда нет в них ни тени расчета и личной выгоды.
…Строптив, но любит быстрый бег ее каурый конь. Легко и размашисто мчит он по разбухшему от дождей проселку. Комья грязи из‑под копыт барабанят в передок ходка. Иногда конь всхрапывает, выгибает сильную шею и косит шоколадное око: «Ну, как, хозяйка?». «Порядок, Косой, жмем дальше!».
Зимой она любит встать в розвальнях, присвистнуть и так лететь, чтобы ветер обжигал щеки. Ей вслед оглядываются шоферы встречных машин:
— Это что за джигит?
— Сара, ветврач березовский! Только она так может!
…Среди ночи во дворе Тугульбаевых часто лает собака. Соседи ворочаются в постелях, привычно ворчат:
— Опять у Сары вызов…
Да, опять. То на одном из дворов заболела корова, то умирает собака, то не может опороситься свинья… Проходит две-три минуты. Хлопает дверь. Это Сара, ветеринарная сумка у нее всегда наготове.
Соседи ворчат, потому что жалеют Сару: надо же, ни словом, ни взглядом не выразит неудовольствия, а ведь ни днем, ни ночью нет покоя! И в будни, и в праздники, как заведенная. Ну и работенка!
— Глядя на нее, — говорят доярки, — некоторые наши выпускники школы передумали поступать в ветеринарный институт. Уж слишком хлопотной показалась им будущая профессия. Ну, и хорошо! Видать, они думали только о белом халате, о свободном рабочем дне, дескать, ткнул шприцем и дальше пошел, работа окончена… Нет, пусть будет меньше плохих врачей, пусть учатся такие, как наша Сара.
…Как‑то ее на областную конференцию ветеринаров пригласили.
— Как? Ты еще ветврачом на отделении? — поразились сокурсницы.
Они работали в городах и в райцентрах, на маслозаводах, мясокомбинатах, в лабораториях. Сказали, есть даже среди вчерашних подруг мороженщицы и киоскеры. Отяжелевшие, расфранченные, с маникюром на холеных руках, сокурсницы с удивлением (а кто‑то с неприкрытой завистью!) смотрели на строго одетую Гульнару, сохранившую молодость и девичью стройность.
…Красиво и привольно вокруг Березово. В самые унылые дни затяжного осеннего ненастья уютно сквозит деревня печными дымами, ни слякоти, ни грязи, лишь поскрипывает под ногой чистый песок высокого яра. Всего здесь вдосталь: густого разнотравья — в пойме тихой реки Уй, птичьих свистов — в непроходимых приречных талах, ягод да грибов разных — по березовым колкам, земли, отзывчивой на заботу. А больше всего здесь людей добрых, таких, как Гульнара-Сара Тугульбаева.
1987г.
Анатолий Столяров
Троицкая афиша
