Главная  |  Новости  |  Газета «Регион»  |  Троицкий Вестник  |  Архив газет  |  Реклама  |  Контакты  |  Объявления  |  Правила

Власть      Экономика      ЧП      Спорт      Культура      Здоровье      Образование       Социум      История      Рассказы троицких писателей      Видео

Огород городили

Огород городилиВ этот нелегкий год ранним апрелем распахали часть пойменного луга, что вдоль берега реки Уй, под картошку и капусту. 

Для всех желающих. Землю делила трепливая и громогласная Людка, бывший директор из разоренной крупной областной торговой базы. 

Поговаривали, что мощную длань свою к тому приложила сама директор. Тогда многие ее товарки «пошли по этапу». Вот те клюква! А Людка была назначена конкурсной управляющей и благополучно завершила банкротство торговой базы. Наверное, за это она получила прозвище Людка-мафиоза.

Дележка проходила со слезами и руганью, со скандалами и криками, с корвалолом и валерьянкой и едва ли не доходила до потасовки. А дело в том, что самые «козырные» участки (у самой кромки реки — у «водополива») достались Людке-мафиозе и ее уберегшимся от тюрьмы подружкам. Участки ветеранов войны были выше, у ветеранов труда — еще круче, еще дальше от берега остальным Людка нарезала самую неудобь — попробуй‑ка туда с ведрами и лейками добраться. Мы с дедом Рябинкиным не участвовали в этой баталии и потому довольствовались участком, где сильно и кучеряво мотались тени от старых ив, и где оказалась не пропаханная толком земля.

— Ниче, Анатолий, сами пропахаем! — сказал дед и купил «по случаю» на базаре две новеньких «особо прочных и особо отточенных» штыковых лопаты.

Но на первом же квадратном метре «особо прочные» стали гнуться.

— Вот халтурщики-портачи! — ругался дед и на гранитном камне правил и правил галькой-голышом лопату. — Руки бы вам оборвать по самую шею…

Я потихоньку копал то передней стороной лопаты, то тыльной, выпрямляя ее. Пока… она не уперлась во что‑то.

— Корешок это, — надоумил дед, — руби его с плеча!

Рубанул с плеча, и наступ лопаты сломался у самой его шейки.

— Да у тебя, друган, обе руки левые, — в сердцах выругался дед, — дай‑ка я спроворю!

Он «спроворил»… черенок — надвое, а верхняя его часть крепко ударила деда по лысой башке. Я сбегал на берег, охладил большой голыш в студеной воде и приложил к его шишке.

— Вот язвить-тя! — ругался мой друг. — Душевное потрясение на моем производстве! Нет на бракоделов общенародной порки! — А сам все ковырял и ковырял в моей яме обломком черенка. — Надо в Думу, где ни хрена не думают, а только спят да кроксворды разгадывают, настрочить, чтоб общенародную порку приняли за порчу имущества…

— То есть за «душевное потрясение», — ввернул я.

— Правильно, друган, надо еще…, — он осекся, потом растерянно произнес, — а это‑то что за штукенция такая железная?

Мы быстренько выкопали железную штуковину. Вроде штыковая четырехугольная лопата без черенка? Сбегали к реке. Почистили песком, отмыли… На штыке появилось четкое клеймо «Шодуаръ» и два императорских орла, а на обратной стороне штыка год его изготовления — 1915.

— Та гляди‑ка! Царская лопата! — восхищенно сказал дед. — И, как бритва, острая, словно ее только вчера наточили!

Мы насадили штык-лопату на новый черенок и к вечеру без мытарств и ругани, без «душевных потрясений» вскопали две наших сотки, посадили картошку лучшего сорта «Ермак», а у старых ив, где даже наша лопата «Шодуар» с двумя императорскими орлами оказалась бессильной, просто «на тычки» прикопали горстку черно-белых базарных семечек. Потом я улетел на самый край света — остров Шикотан, в служебную командировку.
Через две недели дед Рябинкин встречал меня на автовокзале.

— Ну, как там наш огород? — спросил я.

Дед через каракулевую фуражку озадаченно почесал лысину.

— Да так себе, Анатолий, всходы хиловатые, попробуй‑ка к реке на плоском мысу подступиться с ведрами, когда там только одни жопы Людки-мафиозы и ее подружек торчат, им все воды мало… черпают и черпают. А мне приходится с крутого берега ведром и веревкой воду добывать. Зато подсолнухи у нас, знаш, стеной стоят. Любо-дорого глядеть на эту картину! И еще… там я шалаш сотворил для охраны.

— Что охранять? Подсолнухи?

— Да мало ли еще чего найдем…

Друг посмотрел на меня как‑то боком и осторожно.

— Что случилось, дед?

Рябинкин нагнулся перевязывать… завязанный шнурок.

— Иди до дому, друган, ты же устал с дороги, надо же такую агромадину пролететь в сто тыщ километров! А завтра на наш огород приходи, там все узнаешь…

Конечно, я заснул мертвецким сном, но чуть свет вдруг вспомнил слова Рябинкина: «На наш огород приходи, там все узнаешь…».

…Звенящая от тишины рань, только речные чайки сонно покачиваются на розовой от солнца воде. На картофельном поле во всю помахивают тяпками огородники, да и на плоском песочном мысе женщины в разноцветных платьях уже черпают воду, вон сколько задниц… Где уж деду пробиться через них!

Его я нашел в небольшом шалаше. Рябинкин лежал на примятой соломе и гнусавил (туши свет!) совершенно невероятное:

Рабинович стрельнул,
Стрельнул, промахнулся
И попал немножечко в меня…
И теперь я бедный и худой, и бледный,
Вся‑то жизнь поломата моя…

— Ты чего, дед, выпивши?

— Ни в одном глазу, Анатолий, смотри, что я откопал…

Из дальнего угла он вытащил большой чугунок. Я оглядел его: литра на три, с трещиной…

— Ну, и что? Теперь в нем ничего не сваришь… он с трещиной.

— Да это я его в горечах саданул нашим этим… «Шумадуром», когда его откапывал. Такую ямищу вырыл, что эта Людка-мафиоза увидала. Прибежала ко мне, рыжая, лохматая, и завидущими глазами на меня блещет. «Это что вы, дедуля, здесь делаете на обчественной земле?». Ладно, что я вовремя присыпал свою находку землей. А она все равно сверлит своими глазами-жадюгами, жжет даже. Я ей скромно-вежливо говорю, дескать, что я без воды и старики-ветераны тоже, так вот рою-делаю обчественный водопровод для обчественной пользы. Она не унимается: «А что это такая лопата, дедуль, очень интересная?». Тут не выдержало мое ретивое, опять вежливо говорю: «Пошла отседова, расхититель государственной собственности, а то мне работать надо, а ты стоишь. Сыпану невзначай землицей‑то… Подействовало. Глядь, и нет ее, только крик слышу: «Я тебе сыпану, старый козел, в тюрягу на десяток лет за покушение посажу!». Оглянулся, а на поле ни души. Жарища, кто в воде бултыхается, а кто в тенечке отдыхает. Нет и дела нет, потому как и свидетелей нашего разговора тоже не было. Пусть себе в одиночку лютует.

— В горшке чего нашел? Древнюю кашу?

— Ага, кашу… из царских серебряных рублевиков.

— ?!

— Пересыпал их в китайскую сумку и домой приволок. А моя супружница Евдокия Андреевна в страх бросилась:

— Ты где это спер, говори немедля!

— Не спер, а выкопал на нашем с Анатолием поле.

— Тогда это не наше, а государственное состояние! — говорит она. — Его надо сдать в банк.

— Взвесили мы с ней на безмене то «состояние», оказалось… чуть меньше шести килограмм! Цельный клад!

— Ну, а дальше что ты сделал с ним? — перевел я дыхание.

— На другой день я с китайской сумкой пошел банк искать. А искать их совсем не надо, это они тебя ищут, заманывают на каждом шагу: «Альфа», «ВТБ», «Траст», «Инвест», «Тинькофф»… — это я записал на бумажке, потому и читаю тебе сейчас. А мне, Анатолий, все это не по душе, не по‑русски. Думаю, точно обманут иностранцы. Наконец увидел по‑русски «Честный путь».

Зашел в банк, а тут и охранник — чистый бык — на меня навалился.

— Что у тебя, мужик, в сумке брякает?

Я ему:

— Государственное состояние хочу сдать, где у вас тут самый главный?

Выскочил на меня «самый главный» — чернявый, щуплый человечек, глаза навыкат:

— Что изволили, господин?

Не знаю почему, но «господин»… это мне по душе пришлось.

Разохорился я, как петух перед курями.

— Я государственное состояние принес сдавать. Покажьте документ, что вы самый главный.

— Вытащил главный документ, но в руки не дал. Читаю: «Борис Иосифович Рабинович, руководитель банка «Честный путь». Ну, думаю, правильно попал. А сам для проверки опять спрашиваю: «Вы государственная контора?».

— А то, как же, как же, господин… как вас по имени?

— Рябинкин.

— Я расстегнул китайскую сумку и… увидел, как глаза Рабиновича навыкат совсем выкатились.

— Ладно, господин Рябинкин, сейчас все взвесим, разберемся и…

— И отдайте мне четвертинку, то есть четвертую часть деньгами по закону.

— Ну, и…, — не вытерпел я.

— Пока разные чаи с шоколадными конфетами гонял, они долго там возились. Потом вышли с моими деньгами, четвертинкой, и при мне пересчитали — 18 тыщ! Думаю, Анатолий, как раз нам с тобой по 9 тыщ получится. А я все равно настырный, спрашиваю: «А где расписочка?». Дали ее мне, смотри…

…Я развернул полоску бумаги. Вот она дословно: «Выдано г. Рябинкину 18 (восемнадцать) тысяч рублей за сданное». Подпись — закоряка, печать размытая.

— Дальше что, дед? Ведь эта твоя «расписочка» — филькина грамота…

— Дальше? — дед откинулся на соломе. — Дальше так было дело. Пришел я домой, деньги супружнице своей показываю, а она… чуть не в обморок: «Зачем это нам? Лучше сразу иди и сдавайся в милицию». А мне, друган, и впрямь эти гроши руки жгут. Посудили мы с Андреевной, порядили: в детдом сдать? Так там на днях следователи занялись хищениями. «Слушай! — вспомнила Андреевна. — Пойдем к Настеньке, у нее там крыша насквозь протекает». Пришли к Настеньке… У нее был один сын, и тот сгинул в Афгане, бесследно. Домик у нее крепенький, но там и сям ведра и тазы стоят на случай дождика, да и забор с дырами, козы по огороду ходят напропалую. Выложил я ей эти 18 тыщ на починку (знаю, ты скажешь: «Правильно сделал»). А Настенька ни в какую — не берет. Пока она чайник ставила на плиту, мы с Андреевной тихо ушли.

Еще через пару дней ко мне менты нагрянули. С обыском, дескать, по скрытию государственного состояния (думаю, это по наводке Людки-мафиозы). Показал им расписку. Они смеются: «Нет такого банка!». Я им: «Как нет? Если я там был. Этот банк от вас совсем недалече от вашей милиции. Два квартала‑то и всего…».

Спросили еще про 18 тыщ. Я повел их к Настеньке. А там уже крыша под красной черепицей и огород городят штакетником, чтобы козы не ходили. Вот тебе, Анатолий, и вся история, пока ты на краю света был. Как, Анатолий, хорошо?

— Хорошо, дед. Слышишь?

Где‑то далеко громыхнуло. Дед выскочил из шалаша, приставил коричневую ладошку козырьком…

— Кажется, дождь приближается…

С набегающим шумом, ветер тронул горячую землю, прибавил силы, и покорно согнулись древние ивы. Еще грохнуло, и на землю вдруг упали частые отвесные струи. Вода дымилась от дождя, а над всей рекой стоял легкий стеклянный звон.

Мы стояли под быстрым спорым дождем, радовались, а дед все крестился на небо и приговаривал:

— Да на фига нам эти гроши, вон как льет! Зато, брат, у нас картошки будет… Ого! И подсолнухи стеной стоят. Хорошо!

1995 г.

Анатолий Столяров.
Член союза писателей России

+3
Поделиться новостью с друзьями:



Метки:

Добавление комментария

Уважаемые посетители!

На нашем сайте вы можете не только читать новости, но и публиковать свои. Приглашаем школы, учреждения культуры и простых посетителей размещать свои материалы.
Как разместить свою статью на сайте можете узнать здесь

Имя:*
E-Mail:
Комментарий:
Вопрос:
Название улицы между улицами "Гагарина" и "Ленина"
Ответ:*
Введите код: *


Сообщение для редакции


Ваше имя:
e-mail:
Текст сообщения:

Отправить


Оформить заявку на рекламу можно здесь


Архив новостей

 

В виде календаря

«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031

В виде списка

Март 2024 (96)
Февраль 2024 (96)
Январь 2024 (73)
Декабрь 2023 (99)
Ноябрь 2023 (98)
Октябрь 2023 (80)
 
Подробнее...


Троицкая афиша

 

Кто сейчас онлайн?

Всего на сайте: 30
Пользователей: 1
Гостей: 29
amichael

Мы "Вконтакте"

 

Мы в OK.RU