Колодезная вода с легким привкусом соли, но ее все равно брали, другой-то воды в селе Шумиха Курганской области не было. Колодец, прохладный, полутемный, так и манил шумихинских ребятишек. Валик вертелся почти на десять метров. Ведро, ударяясь с гулким грохотом о старый деревянный сруб, с таинственным плеском шлепалось на воду. Заглядывать внутрь было страшновато. Но мама поручила 10-летней Маше набрать воды. На беду к колодцу пришли соседские мальчишки и решили отцепить окованное железными обручами ведро. 

– Не выйдет, – объявила Маша и закрыла собой колодец. 

 

Мальчик постарше подошел к ней и ударил. Маша вместе со своим ведром отлетела в сторону и едва удержалась на ногах. Но подоспевшие братья и сестра не дали Машку в обиду, единственный в селе колодец отстояли. Так и жили - дрались и ссорились, мирились и играли в самодельный мяч. Летом купались до посинения, объедались в полях пасленом, лакомились в лесу дикой малиной. Когда ударяли первые морозы, шли в посадки, чтобы наесться еще одного угощения – ранеток, которые в этот период становились мягкими и мятными.   

 

Маша вместе родителями и пятью братьями и сестрами жила в старом, полуобвалившемся бараке, возле которого всегда лежали кучи золы. Дом был засыпной. Стены сделаны из набитых с двух сторон досок, а между ними засыпан шлак. Но каждый в семье Абузяровых знал свою работу. Мать с отцом с утра в поле работают, а дети – на хозяйстве. Как только справятся с делами, играют или идут в лес по грибы да ягоды. Развлечений в деревне – множество.  

 

Золотая пора догоняла мальчишек и девчонок, ревностно дергала за рукав, когда прогремела война. Отца – Талыпа Ивановича в первые же месяцы войны отправили на фронт. Семья осталась в Шумихе. Изредка от него приходили письма. Красивая, задорная и статная Агафья Семеновна сразу сникла и сгорбилась. Детей становилось все труднее прокормить. Летом собирали лебеду, крапиву, ходили по грибы и ягоды, и даже кору с деревьев пытались варить. Голод окончательно настиг их во вторую военную осень. Дети уже не поднимались, лежали в бреду. Ночью от отчаяния Агафья Семеновна встала, надела шубу и отправилась на колхозные поля поискать - не осталось ли там клубней несобранного в пору уборки урожая картофеля. Ей повезло, она долго разгребала землю и наковыряла немного картошки. Поднялась с земли, бережно неся в подоле юбки главное сокровище для своих голодных детей. Но глухой звук выстрела сторожа колхозных полей оборвал ее жизнь навсегда… 

 

 

 

Родные забрали Машу к себе. С трудом ее вернули к жизни, отпоив через марлевый бинт размоченным в воде хлебным мякишем. Другой еды в доме не было. Спустя неделю Маша поднялась с постели. 

 

В тот же год зимой в далеком и неизвестном Маше городе Бугульме республики Татарстан у 2-летнего мальчика по имени Амирзян умерла мама с голоду, а отец погиб на фронте.  На прощание заботливо положенный матерью в самое теплое место - на русскую печку мальчик, устав плакать, пополз по полатям и упал на пол. На удачу спустя несколько часов там и обнаружила его соседка. У Амирзяна родственников не оказалось, и его отправили в местный детский дом. Правая сторона тела от падения и удара так и осталась парализованной.  

 

Весной 1945-го года в Шумихе вовсю буянила весна. Когда стекала талая вода, пройти во вторую часть села было невозможно, резиновые сапоги вязли в непривычно жирной глинистой почве. Зато как чудно по весне вдоль железнодорожного перелома, в прогалинах, меж протаявших грязных сугробов выглядывают желтые, мохнатые, словно шмели, подснежники.  Сердце ликовало от того, что наступила долгожданная Победа. Вернулись в село оставшиеся в живых солдаты, с ними и отец с боевыми наградами. Под его председательством восстанавливали колхоз. Талып вновь женился. Мачеха обижала Машу, но растила. Школы в селе не было. Так и не обучилась Маша грамоте. Считать она умела, а писать – нет. 

 

Юность брала свое. В поисках лучшей доли Мария поехала жить в Троицк. Сначала таскала на стройке тяжелые кирпичи. От перенесенного голода и тяжелой работы так и осталась маленькой, приземистой, а по характеру беззаветно доброй. Позже устроилась работать в НГЧ, получила жактовскую квартиру. После неудачного замужества осталась одна  с маленькой дочерью на руках – Лилией. 

 

Как жилось Амирзяну в детском доме, сказать трудно. Его переселяли неоднократное количество раз, он выучился. Несмотря на малоподвижные правые руку и ногу, освоил сапожное мастерство. После войны переполненные дома инвалидов расселяли. Так и попал он в Троицк. Сколотил на рынке сапожную будку, в ней работал и жил. Иногда в особо холодные дни уходил ночевать в дом инвалидов.  

 

 

– Да что ты, – отмахивалась от нее Мария, – у нас разница в 10 лет и ребенок есть у меня. 

 

Но сваха Татьяна все-таки решила исполнить задуманное до конца. Привела в гости к Марии Амирзяна с огромной охапкой полевых цветов. Не знаю, полюбила Мария или пожалела Амирзяна в тот сентябрьский вечер, но только жить ему особо было негде, поэтому через две недели он переехал к ней. 

 

 

Ни разу моя прабабушка не обмолвилась плохим словом о прадеде. Он никогда не показывал свою инвалидность. Вся силовая работа была на нем. Таскал уголь и дрова, топил печь, возил воду. Очень ловко смолил нити гудроном, чтобы дольше не прошаркивались, вырезал подошву из микропорки, зажимал сапоги правой парализованной рукой и шил левой. Никогда не оставался без дела. Клиентов, желающих у него аккуратно подшить валенки или поставить заплатку на туфли и сапоги, было много. Летом – рыбачил, рыбой питались сами, еще и продавали. Мария работала в городском парке билетером на аттракционах. Оба малограмотные, даже не знали, что прадед как сын фронтовика мог встать в очередь на квартиру. Местный совет ветеранов помог им получить благоустроенное жилье. 

 

Мария и Амирзян стали примером огромной силы жизни, никогда не унывали и дарили энергию души не только своим родным, но и окружающему миру. И благодарили судьбу за каждый прожитый день. 

 Ирина Петайкина, лицей №13