По мнению Е. И. Скобелкина и его продолжателей, восставшие рассредоточились там, где сейчас располагается пос. Южный (Бурумбайка), дизельный завод.

 

Головной отряд наступающих, в котором находился сам Пугачев, занял исходные рубежи на возвышенном правобережье реки Уй при слиянии ее с р. Увелькой. Здесь на взгорке, впоследствии названном Пугачевской горой, обосновался сам Емельян Иванович». Так писал заведующий кафедрой истории ТФ ЧелГУ И. В. Ульянов.

 

 

Как писал дореволюционный журнал — в начале 70-х гг. XVIII в., накануне Пугачёвского бунта, в Оренбургской губернии было расположено «только 5 гарнизонных батальонов, из которых один стоял в Ставрополе (с 1964 г. — г. Тольятти), четыре — в самом Оренбурге, выделяя из себя по одной роте в Уфу и в крепости Илецкую и Троицкую. Сама же линия (1300 вёрст) защищалась только 3 конными ландмилицкими полками, которые в качестве гарнизонов распределены по крепостям…». После 1775 г. в губернии были сформированы еще 5 гарнизонных батальонов и 3 «легкие полевые команды»; в крепостях же службу несли батальоны.

 

 

В начале мая, когда Пугачёв подошёл к крепости Магнитной, у него уже не было артиллерии, а большую часть 5-тысячного войска составляли слабовооружённые заводские крестьяне. В Магнитной бунтовщикам достались 10 пушек, ружья и боеприпасы. Разорив крепости Карагайскую, Петропавловскую и Степную, Пугачёв пошёл к главной на Уйской дистанции — Троицкой уже с 10 (по некоторым данным 12) тыс. человек.

В описании защитников крепости встречается масса разночтений: «в Троицке было около 750 человек потенциальных защитников…», «гарнизон (Троицкой) крепости состоял из 1000 чел. с 13 орудиями…», «в гарнизоне, возглавляемом бригадиром А. А. Фейерваром, служили 739 солдат и офицеров; здесь же проживали 164 отставных солдата. На крепостных стенах и бастионах были установлены 23 пушки». Для сравнения скажем, что в осаждённом губернском центре проживало примерно 20 тыс. человек, а пушек имелось всего 70.

 

 

Как пишет Ульянов: «В условиях полнейшего отсутствия информации об обстановке, находясь на положении полуосажденной крепости, бригадир А. А. де Фейервар до самой весны 1774 г. не предпринимал активных действий». Возможно, он стянул в Троицк какую-то часть полевых орудий. Но в реальности пушек у гарнизона было меньше раза в три-четыре, чем в массовом сознании современных читателей. 

Преувеличением являются, наверное, и «восемь ожесточённых приступов», выдержанных защитниками. Начавшуюся атаку гарнизон пытался отбить артиллерийским огнём, но предводитель восставших предвосхитил штурм сильным артиллерийским обстрелом крепости, т. е. просто подавил немногочисленные (!) огневые точки противника.

В ходе этого боя (не после!) комендант и офицеры (мозговой центр сопротивления) были убиты, погибли и несколько имперских солдат. Хотя в воспоминаниях поручика А. Поспелова, очевидца Пугачевского бунта, делается попытка объяснить, что крепость пала по причине малочисленности гарнизона и протяженности укреплений…

 

 

Как бы то ни было, преодолев сопротивление, повстанцы ворвались в Троицкую крепость. Пугачёву достались артиллерия со снарядами и запасы пороха, запасы провианта и фуража. 

Сейчас, как и до 1917 г., модно утверждать, что восставшие вели себя как победители в чужом, абсолютно враждебном окружении: «Комендант Троицкой дистанции бригадир де-Фейервар и четыре офицера были убиты… многих солдат и жителей, выстроив в шеренгу, кололи копьями». «Почти все офицеры погибли в скоротечном бою, а уцелевшие — после издевательств повешены. Одних солдат здесь было убито более 200…» — т. е. почти весь гарнизон!

 

Про участь жительниц крепости лучше умолчим… Но вот показания самого Емельяна Ивановича о взятии Троицка, данные им уже после ареста, на допросе в следственной комиссии: «Троицкую крепость, которая так же хотя и противилась, но толпа его осилила, оную крепость взял с потерею из своей толпы человек до тритцати. В той же крепости камендант и еще четыре человека [афицеров] убиты; салдат, коих было, как помнитца ему, сот до пяти, взяли, было, в свою толпу, но оные просили ево, Емельку, чтоб он их начевать отпустил в крепость, а они-де чем свет поутру к нему явятца, по которой прозьбе он в крепость и отпустил. Но поутру рано пришол к той крепости генерал Деколон и оною овладел…». 

Эти пленные солдаты, отпросившиеся у «батюшки-государя» переночевать дома с жёнками («да вот незадача — генерал Одеколон пришёл и помешал»), вовсе не похожи на жертв казачьего террора, явно порождённого писательским воображением.

 

Ещё одно «предание гласит, что буйная челядь заняла храм и сделала в нем конюшню, а на престоле были поставлены корыта для овса и лежали связки сена (конечно, от староверов и инородцев трудно ожидать почтения к никонианской церкви, но зачем в начале июня, когда самые короткие и тёплые ночи, а в степи полно сочной травы, загонять сюда лошадей!?).

А «бывшим в Троицкой крепости священнику и коменданту обрезаны были уши, а потом оба повешены. Жены их были привязаны за волоса к хвостам лошадей и замучены до смерти». Это же повторяет статский советник (и академик) П. И. Рычкова — «жену бригадира де Фейервара, привязав к лошадиному хвосту, таскали по улицам, многих солдат и жителей, выстроив в шеренгу, кололи копьями». 

Однако эти утверждения не находят подтверждения в показаниях участников и очевидцев взятия Троицкой крепости; нет такого рода известий и в документах администрации того времени. Да и крепость совсем не пострадала после её взятия; по некоторым данным, в тот день сгорела, да и то по ошибке или недогляду, только одна торговая лавка какого-то купца-татарина.

В материалах А. С. Пушкина, собираемых им для книги, указано: «Пугачев Троицкой не грабил (кроме одной лавки)». Конечно, такое «миролюбие» пугачёвцев можно объяснить относительно недолгой и не очень ожесточённой осадой крепости. Причиной же быстрой её сдачи была гибель офицеров, прежде всего коменданта от шальных пуль и осколков в бою, ещё во время осады… Высказанному же мнению о том, что «последовательное уничтожение крепостей, расположенных на границе…», чтобы для усиления хаоса запустить за линию киргизов Средней Орды логично приводило Пугачёва в Западную Сибирь …., отвечает сам Пугачёв: «[когда] по взятии Троицкой крепости стал он с толпою на лугах, то казак Горлов, которой у него был хорунжим, при Овчинникове и Перфильеве, и при других казаках говорил ему: «Вот, батюшка, отсюда станем пробиратца на Иртыш». И он, Емелька, сказал: «Я этих мест не знаю и здесь не бывал, так куда вы хотите, туда меня и ведите».

 

Тем временем к крепости спешили каратели. 26 мая Деколонг написал в рапорте: «21-го утром, осиля 60 верст, нашел Пугачева под Троицкой крепостью в лагере, в 11/2 верстах к Оренбургу (к юго-западу? — Г. Р.). — Пугачев в числе 10.000 встретил меня пушечной пальбою и с 7-го по 11-й час сражался, наконец разбит, трупы валялись на 4 верстах с лишком, в числе убитых Белобородов, и яицкой атаман, и другие; Пугачев, на подобие ветра, стремился везде, удерживая свое войско, когда сии рассеялись; гнаться мне было невозможно. Троицкая крепость (взятая Пугачевым 20-го числа) освобождена и от пожара спасена. Пугачев с малыми силами и при одной пущёнке» бежал к «Сибирскому броду» глубиной 1 фут (напротив совр. Кирсараев) и «пошел по Челябинской дороге, на Нижне-увельскую слободу…».

 

Через день Пугачёв был разбит Михельсоном, который записал в журнале: «Убито на месте сражения и на побеге по меньшей мере человек до 600, в том числе атаман Аника и много казаков яицких с их атаманами»… 

Вот как раз каратели, ожесточённые сопротивлением «холопов», пленных старались не брать.

Известно, что из 10 тысяч мятежников под Троицком было убито более 4 тысяч — половина войска мужицкого царя — и была потеряна почти вся его артиллерия (28 орудий). После боя погибших драгун из отряда Деколонга отпели и похоронили, конечно, на кладбище. Оно располагалось примерно на углу современных улиц Октябрьской и им. Володарского (бывшее городское училище).

Куда же дели тела погибших бунтовщиков — православных крестьян, иноверцев и казаков, в основном, раскольников, а это, извините, груда тел, весом почти 300 тонн. Официальной церковью все они были прокляты, а жаркая погода заставила лишь ускорить погребение без всяких церемоний. Бурное половодье на р. Уй, которым можно было воспользоваться (в иные годы уровень талой воды поднимался на 5 сажен, до стен Святотроицкого собора), прошло ещё в апреле. 

Трупы бунтовщиков, присыпали, видимо, недалеко от места сражения — западнее или севернее крепости (между совр. улицами Красноармейской и Пионерской), в оврагах Уйского левобережья. 

Следы массовых захоронений в этих краях до сих пор не обнаружены, но вот что вспоминают старожилы: когда они ещё детьми купались (справа от «бурумбайского моста»), то часто резали ступни, но не стеклом (тогда это была редкость), а осколками костей, в т. ч. и длинных берцовых. Может это были останки пугачёвцев из размытых захоронений?…

 

И ещё — где следы «государственной казны Его царского Величества Петра III-го»? Известно, что Емельян Иванович выдавал своим воинам жалованье, от 1,5 до 5 копеек (артиллеристам) ежедневно. Средства поступали из захваченных заводских касс, правительственных учреждений, крепостей и имений. Кроме бочонков со звонкой монетой (и не только медной), в сокровищнице были камни, жемчуга и ценности из разграбленных «никонианских» церквей.

Вряд ли при паническом бегстве бунтовщики взяли с собой обоз с многопудовой серебряной утварью и с тяжёлой медью. Есть, конечно, варианты, что плохо спрятанные богатства каратели негласно поделили между собой или не нашли…

По информации краеведа Рауфа Гизатуллина.

Фото: Открытие историко-экологической тропы «Пугачевская пещера», 2014 год.