
Главнокомандующий союзными войсками армейский генерал Александер так написал в ней сержанту Красной Армии: «От имени правительства и народов объединенных наций объявляю благодарность Василию Лаврову за его участие в борьбе с врагом на полях сражений, вместе с людьми, которые, развивая наступательные операции, доставляя разведывательную информацию, привели к триумфу Победы».
Вот вехи солдатской жизни Василия Лаврова.
С июля 1941 по июль 1942 он шофер 373-й стрелковой дивизии. Но его часть разбита. Василий с группой товарищей попали в окружение. Они несколько раз пытались прорвать кольцо, но в одном из боев в рукопашной схватке Василий был пленен. Концентрационные лагеря Орши, Брест-Литовска… Пленные каждый день умирали десятками. Их складывали штабелями, сжигали. Сгорая, трупы шевелили руками и ногами, словно оживали на миг, смотреть на это было невозможно…
Как шофер Василий был вывезен в Италию…
Побег. Боец итальянского сопротивления в корпусе добровольцев свободы «Пабло». В 1945 года он начинает путь домой через… фильтрационные лагеря Модена, Сан-Валентино, Брюка, Сигета…, изматывающие многомесячные проверки органов НКВД. Лишь весной 1946 года он постучал в дверь, где жили его мать и жена, для которых он с 1942 года пропал без вести.

…Они жили в землянке по односторонней улице Кузнечной. Всего-то несколько домиков с кузнями, где испокон века ковали лошадей, домики с прокопченными баньками по юру, вдоль по правому берегу реки Увельки, на полуострове, с полынями и конопляниками в рост, с горластыми одичавшими петухами.
Сытый и холеный кадровик мельзавода, за войну склонивший к сожительству не одну бабу-солдатку, по-начальственному сопел за массивным столом, въедливо изучал документы:
- Хм-м, с плену, значит, пришел…
В который раз тщательно перелистывал бумажки, сверялся с циркулярами, потом куда-то звонил, дескать, есть ли такой закон насчет пленных?
- Значит, Лавров, тебе поближе к хлебу захотелось? - кадровик понимающе хохотнул, вытер платком красную рожу.
- Да вот поглядел, как вы тут, и жалко мне вас сделалось, - скромно ответил Василий.
- Чего жалко-то? - обеспокоенно заскрипел на стуле кадровик.
- Эко разнесло вас тут, бедного. На хлебах-то заводских…
Несомненно, очень печально закончился бы для Лаврова этот разговор, не появись в ту самую минуту директор мельзавода.
- Оформить! Немедленно принять на прежнее место. - А когда Василий ушел, он поднял вверх большой палец. - Вот такой мужик Лавров! Один пятерых заменит. И честный, каких поискать! Он у нас еще до войны шофером работал…
На Кузнечной улице, где почти всех мужиков повыбило за войну, его звали дядей Васей и очень любили, за отзывчивость, за готовность в любую минуту помочь. Он и топки соседям подвезет, и крышу залатает, и ворота поправит, и картошку поможет посадить, и дрова расколет. Старухи да вдовы его за старшего почитали: «Быть так, потому что дядя Вася сказал…»
Очень мечтал сержант в настоящем доме пожить. Так, чтобы на крылечко подняться, чтоб к окошку, не сгибаясь, вольно подойти. Много чего он повидал в странах Европы, и в богатых, и в бедных домах довелось побывать, а вот такого нищенского жилья, как в России, этих землянух, смахивающих на сурочьи норы, нигде не встречал. И надумал строиться.
Вбил по периметру столбики, тарной дощечкой обшил, стены шлаком засыпал. Хоть и не австрийский коттедж получился, но на дом походит, распрямиться в нем можно во весь рост и, главное, козы по крыше не стучат копытцами и трава на ней не растет.
…В первый раз его забрали прямо от проходной, после конца рабочей смены. Два безликих молодых человека с ничего не выражающими лицами выросли по обеим рукам, словно бы из-под земли.
- Лавров? Василий Павлович?
- Он самый…, - ворохнулось и заныло сердце. Точно так, как в 1942 году под городом Белым, когда немецкие солдаты со «шмайсерами» у живота показывали стволами, куда идти.
Всю ночь почерневшая от недобрых предчувствий бегала по городу его жена, На улицах Троицка пошаливало бандитье, на окраинах, а порой и в центре стреляли.
Насовсем пропал Василий - ни в милиции, ни в больнице, ни в морге. На другое утро кто-то надоумил: «В НКВД сходи, поди, туда замели. Пленный ведь он у тебя…»
Там равнодушно ответили: «Ничего с твоим мужем не случится. Сверку документов проходит. Еще день-два подержим и отпустим…»
Потом забрали с работы, между рейсами. Потом - из дома, среди ночи. Потом от соседей, из-за праздничного стола. Потом… Сутки-другие беспрерывных допросов, изнуряющее до одури: «Расскажи, как это случилось под городом Белым…», «Изложи хронологию событий…», «Фамилии, имена тех, кто попал с тобой в окружение…», «Кто входил в подпольный комитет партизан Латиджане-ди-Бришелло?», «Назови города Италии, где ты был, вспомни названия улиц, номеров домов…»
Временами происходящее казалось герою Италии не явью, а каким-то диким затянувшимся сном. Стоит только встряхнуться, и бред уйдет. Временами прикидывал: сколько же здоровенных мужиков занято такой тарабарщиной? Выходило много - целая армия дармоедов, которые (конечно же!) не один хлеб с водой едят!
«Эх, - временами думалось Василию, - дать бы тем мужикам дельную работу, сколько бы добра людям было!»
«Да нет, - говорил в нем кто-то другой, - это же захребетники, которые кроме, как жрать за чужой счет и людей мытарить, ничего больше не умеют…»
Временами истощенный его мозг отказывался что-либо соображать и появлялась навязчивая мысль: а что если все исписанное про него разложить в ряд по листочку, то бумажная тропинка наверняка протянется от Троицка до итальянского города Парма, куда вывезли его фашисты. Было страшно, что чудовищная нервомотающая машина НКВД не имела сбоев и допросной ее работе не виделось конца.
Не раз Лавров подумывал об уходе. Хотелось разогнать старенький свой грузовик и… взять руль круто вправо, к скальному обрыву. Даже плакал. Но слез не было, как не было их в том концентрационном лагере зимой…
Их не кормили несколько дней, немцы хотели, чтобы остались самые сильные. Ему с товарищем повезло, заставили убирать замерзшего военнопленного чеха. Когда несли негнущийся окостеневший труп, на несколько секунд приостановились у немецкой солдатской помойки. Перевели дух и тайком подобрали по горсти оледеневших картофельных очистков. Ночью положили очистки в консервные банки, добавили снега, растаяли все у себя на животах и съели.
- Ты понимаешь, Вася, - сказал тогда его товарищ, - я плачу от счастья, поели ведь…
Василий тоже плакал, но глаза у обоих были почему-то сухими…
Да, день за днем и час за часом он всегда будет помнить те страшные дни, Но ни он, ни его товарищ по плену не помышляли тогда о самоубийстве.
…В апреле 1948 года ему выдали военный билет. По документу получалось, что сержанту Лаврову присвоено очередное воинское звание… рядового. Что и итальянским языком он не владеет, и наград никаких не имеет. Зато на целую страницу подробно вписали, где он с июля 1942 по май 1945 года находился в плену у немцев.
- Пусть! - тряхнул своей красивой шевелюрой Василий Лавров - Василий-Чернеть, как звали его друзья. - Русский человек, что рядовой, что генерал - все едино, солдат!
А вечером на лавочке с соседями по Кузнечной улице Василий-Чернеть песни пел. Голос у него был звучный и чистый, хоть сейчас на сцену! Но лучше всего украинские песни выходили. Не раз случалось, что самые обычные житейские разговоры невзначай на минувшую войну переходили. И тотчас, словно шторки падали на открытое и веселое лицо Василия, глухо замыкался в себе сержант. Знали об этом родные близкие, соседи, не приставали с вопросами, не бередили незаживающую солдатскую рану.
…Он умирал от рака горла, мучительно и долго, в полном сознании. Распорядился, где и как его хоронить. Обессиленный, до последнего часа боролся со смертью. Так и ушел непобежденный сержант Василий-Чернеть, спокойное раздумье и полуулыбка застыли на его пожелтевшем лице.
А вскоре после его кончины, после праздника 9 Мая принесли бывшему солдату В.П.Лаврову первое и единственное за всю его жизнь поздравление с днем Победы… Рубашку и флакон одеколона вручили его осиротевшим домочадцам.
«Почему Чернеть?» - спросили на его могиле. Никто не знал почему: «Чернеть он и есть Чернеть…»
Я думаю, может, это по имени нашей быстрокрылой и независимой утки-чернети, каждую весну из-за тридевяти земель стремящейся к родным гнездовьям?
Мир праху твоему, Василий-Чернеть! Вечная слава тебе русский солдат Василий Лавров, Герой Италии, Герой России!
Анатолий Столяров