Его как нельзя точно можно адресовать к личности Юрия Феденева, который жил и трудился в Троицком районе.
Удостоенный высоких правительственных наград и высшего районного звания — Почетный гражданин Троицкого района — Юрий Алексеевич считал до последнего дня делом чести — работать не ради денег и славы, а ради качественного результата и пользы. Особенный он был человек. Был, потому что не так давно его не стало. О нем написал журналист, а сегодня писатель Анатолий Столяров. Этот очерк о человеке труда, его «своебышном» характере, непростой и яркой судьбе простого работяги-крестьянина, из тех, на ком земля русская держится…
— Юрка! А, Юрк, — мать сильно трясет мальчишеское плечико. — Вставай, Юрк! Глянь‑ка, коней твоих увели!
Сна как не бывало. Юрка вскакивает на ноги, шарит впотьмах тяжелый кнут. Дым костра закручивается в предрассветной траве.
Как увели? Более полусотни совхозных лошадей, сбившись в плотный косяк, только что мирно пофыркивали рядом… Вон и сухая коровья лепеха, что бросил в костер, лишь по краям она взялась робким синим огнем… Выходит, и глаза‑то сомкнул всего на несколько минут. Что ж, теперь ему — суд по законам военного времени, тюрьма или даже расстреляют как врага народа?
Юрка готов разрыдаться, но мать, смеясь, прижимает к груди его искусанную слепнями, прокопченную дымом костра головенку:
— Да нет, Юрк, вон твои лошади, всем табуном в лог спустились, там травы вдоволь…
Август 1941 года. Юрке Феденеву, колхозному конюху, — тринадцать лет. Работа у него несложная. Днем — пасти, поить лошадей, по ночам приглядывать за ними в поле. С рассветом собирать табун и гнать на конюшни, запрягать и готовить к работе.
— Наверное, потому я вырос в полтора метра с кепкой, — говорит Ю. А. Феденев, старейший механизатор села Бурханкуль. — Сна не было, еды с гулькин нос, а работы хорошему мужику невпроворот.
В восемнадцать лет Юрке Феденеву вручили первую награду «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941‑1945 гг.». Странно смотрелась золотистая медаль на груди мальчишки-недоростка. Кое-кто подшучивал: «Поди, выменял пацан награду у пьяного мужика»…
Впрочем, не все так говорили. Например, та же статная большеглазая Лизавета, что жила на другом берегу деревенского озера. Далеко не каждый отваживался пересекать его вплавь в самом широком месте… А Лиза делала это по нескольку раз на дню. Здесь, на песчаной косе, они и полюбились… На всю жизнь.
Юрия долго не брали в армию, в военкомате надеялись, что «недомерок» выправится: подрастет, раздастся в плечах. Да так и не дождались. В 1950‑м забрали на службу какого есть — «полутораметрового» отца троих детей.
Новобранцев спешно обучили, привезли в…Китай, переодели и переправили в Корею. Так Юрий стал (верно, его маленький рост пригодился!) «китайским добровольцем», прожектористом при военном аэродроме.
И чуть ли не сразу — бомбежка. Воспользовавшись облачностью, американские бомбардировщики Б-52 зашли со стороны Желтого моря, уронили рой кассетных бомб. Они ложились густо, одна к одной, в тот миг казалось, что в этой огненной круговерти не уцелеть и полевой мыши. Не утерпел, выпрыгнул из щели сосед Юрия, но не сделал и трех шагов — упал, иссеченный осколками. А из другой щели уже радостно кричали:
— Кожедуб! Кожедуб в небе!
Прожектористы увидели, как в разрыве облаков острыми кинжалами вспыхнули фюзеляжи советских МиГов. Б-52 встретили их злым пулеметным ударом. Но поздно, — один американский бомбардировщик стал в воздухе разваливаться на куски, другой, теряя высоту и чадя, заскользил в сторону моря.
— Урр-а-а! Кожедуб! — грянуло над перепаханной взлетно-посадочной полосой.
Нет, генерал-полковник Иван Кожедуб, командующий военно-воздушными силами в Корее, не поднимал в тот момент свою боевую машину, умело и бесстрашно воевали его «китайские добровольцы» — советские летчики-реактивщики.
Во время авианалета Б-52 много американских бомб не взорвалось. Было чему дивиться: вместе с дефектными взрывателями в корпус тяжелых бомб были вложены записки на ломаном русском: «Чем можем, тем поможем! Рот-фронт!».
Через два года боев в Корее он вернулся домой, награжденный медалью Мао Цзэдуна. В прилагаемой грамоте было написано по‑русски: «…советскому специалисту за оказание помощи в строительстве технических войск Народно-освободительной армии Китая».
…Юрию здорово повезло. На мехдворе стоял новенький «сталинец» С-80, только что привезенный с ЧТЗ, и управляющий Бурханкульским отделением совхоза недолго раздумывал, вручил трактор бывшему солдату. А вскоре пожалел.
Феденев целую неделю не выезжал со двора: изучал инструкцию, протягивал гайки, регулировал узлы, слушал мотор в работе.
— Ты чего в натуре! — не выдержал наконец управляющий. — Другие уже вон в поле давно…
— А ты не гони лошадей, запаришь! — вспылил ему Феденев. — Я же с этого коня двадцать лет не собираюсь слезать!
…Он проработал на нем тридцать (!) лет кряду. Ни разу не доверял своего «коня» в чужие руки. В эти годы он стал ударником всех пятилеток, ударником коммунистического труда, победителем всех мыслимых и немыслимых социалистических соревнований, награжден медалями «За освоение целинных земель», ВДНХ, стал кавалером орденов Ленина и Дружбы народов, одним из самых уважаемых в районе механизаторов. И только в военкомате, где он проходил перерегистрацию, секретарь недовольно вздохнула:
— Все люди как люди — никаких тебе орденов. А с вами, Феденев, сплошная маята. Одни ваши награды полдня записываю!
Он породнился со своим С-80 так, как роднятся люди, прожившие всю жизнь бок о бок, всерьез считал трактор живым существом, способным чувствовать и понимать. Он разговаривал с ним как с человеком.
— Ты, старик, мне друг вечный, и я тебя ни за что не брошу. Вместе на пенсию уйдем…
Не выпуская рычагов, он поглядывал в заднее стекло, видел, как закручивается в плужных отвалах земля, как ложится она бесконечно и ровно, жирно блестя под солнцем. Мысли его тоже текли бесконечно.
…Разве не были они счастливы с Лизаветой? Были, еще как были! Даже когда жили в пластовой землянке, на крыше которой густо росла рожь. Всем ничего жилье, да вот только в дожди топило. Лизавета рассаживала ребятишек в оконные проемы (в них не мочило) — так пережидали ненастье, а потом вместе сушили на ветру одежду, вещи, постель. Весело жили!
Поставили рубленый дом. Да только вот все пятеро их детей вдруг выросли, разом вылетели из родительского гнезда. Хорошо, дочь осталась — с семьей через дорогу живет. А потом сын Леонид рядом поселился. Досталось ему, однако. Лихой десантник, он из тех первых, кто брал в Кабуле штурмом дворец Амина. Прислал тогда письмо: «…Мамка, я совсем не ранен. Только морду малость поцарапал…». Врагу не пожелаешь, какой та «царапина» на деле оказалась…
В начале восьмидесятых в Бурханкуль привезли бульдозер Т-100М. Новехонькая ярко-желтая машина, гордость ЧТЗ, собрала вокруг себя всех деревенских механизаторов, кроме… (да!) Феденева.
Директор совхоза нашел его в поле.
— А ведь тебе на нем работать, Юрий Алексеевич, — сказал он, как отрезал. — Я уже и приказ подписал.
— И не надейся! — вскипел Феденев. — Я не предаю друзей! — и тронул дальше свой старенький «сталинец».
Директор несколько раз убеждал непокорного механизатора, говорил, что бульдозер — неслыханный и очень желанный подарок для села от тракторостроителей, что эта мощная карьерная машина будет строить сельские дороги, что никто в хозяйстве лучше Феденева не сделает этого, выходит, сам Бог велел ему сесть за ее рычаги.
Механизатор упорно твердил свое:
— Я не предам друга, мы с ним до пенсии вместе!
Директор был крут, распорядился отстранить Феденева от работы. Несколько дней вынужденного безделья стали для Феденева сущей мукой, ну, как это: вот он, ты — твои руки, твоя голова, ты хочешь работать, а работать тебе не дают?! Это сломило его. Юрий Алексеевич согласился принять новую машину и стал дорожником.
На удивление быстро он освоил новую профессию. Профили, откосы, кюветы, рекультивация… На ширине проезжей части дороги в десять метров он на глаз (!) делал отвалом бульдозера уклоны, которые профессиональные дорожные строители выводили лишь с помощью нивелира.
У бригады профессиональных дорожников то и дело «клинило»: то грейдера нет, то бульдозерист в стельку напился, то каток сломался, то погода не та… У бурханкульского дорожника-индивидуалиста Феденева простоев никогда не было. Его Т-100М был сразу всем — бульдозером, катком, грейдером. И никогда не ломался. Дорожное начальство ахало. Механизатор Феденев из‑за своего маленького росточка управлял бульдозером… стоя в кабине. Разве можно такое! Целый день на ногах в грохочущей машине, и за целый день он делал больше, чем вся бригада дорожников. И, главное, никакого брака!
— Как ты это сделал? — принимая у Феденева очередной участок дороги, не верил своим глазам начальник ДРСУ. — Тут же и поворот, и спуск…
— По чутью.
— Кто тебя учил?
— Сам скумекал.
— Слушай, Алексеич, переходи ко мне! — горячо уговаривал его главный дорожник района. — Я всю бригаду к чертям собачьим выгоню, а тебе вместо них платить буду…
— Нельзя, им же надо детишек кормить, а я к совхозу приписанный.
Он не терпел остановок, даже самых коротких. Потому когда Феденев работал, начальство не рисковало к нему подъезжать — чего доброго и матом обложит при всех за задержку.
— Юра даже по малой нужде никогда не останавливался, — смеется его жена Елизавета Матвеевна. — Трактор идет, а он с порожка мочится… такой жадный до работы. А когда пенсию оформил, все в поле бегал свой трактор слушать.
Постоит, посмотрит, а потом сменщика своего в шею выгонит и давай мотор регулировать, потом обязательно машину на ходу попробует….Маленький седой Юрий Алексеевич что‑то подсчитывает на бумажке:
— Получается, за пятьдесят лет работы я два чэтэзэвских трактора износил. Сегодня мой Т-100М на машдворе второй год стоит, бросили старика. Вот хочу отремонтировать его. Только бы директор горючки дал! Я бы им новую дорогу построил. Без денег.
Анатолий Столяров,
Член союза писателей России