Наконец-то, наконец, проклятущая война кончилась! Мужики возвращались домой.
В деревнях повеселело, настоящим мужским духом запахло. Вдовы, проливая горькие слёзы, завидовали. Вечерами в клубе играла гармонь, и почти шекспировские страсти кипели на каждой улице.
А вообще-то, мужиков было мало, вдов — больше. А и мужики-то сплошь инвалиды, да увечные: кто без ноги, кто без руки, а кто и контуженный. Да и те на расхват. Всем ведь хочется горько-сладкого бабьего счастья!
По осени, в первую послевоенную, отправили бригаду женщин на лесозаготовки. Впереди зима, а вдруг лютой будет... Дров надо немало.
Пожилые женщины кизяк лопатами резали и в пирамиды, возле своих землянок, складывали. На лесозаготовках бабёшки за день так наломаются: работа-то тяжеленная. Деревья пилить, сучья обрубать, таскать волоком эти брёвна — не щадя животов своих. И ревели, и болели, а куда денешься!
К зиме, выполнив и перевыполнив план, возвращались домой. А потом, потом через одну в положении ходили — дело-то молодое...
Их и в деревне-то не очень осуждали, входили в бабье положение.
А потом, как грибы, стали появляться на свет цветочки — сыночки да дочки; некоторых замуж разбирали, а другие лихо мыкали. Тяжёлое времечко было.
Но росло новое поколение, послевоенное.
Михаил Кудряш вернулся домой попозже других. Родители живы, детей трое, большие выросли. А жены нет — померла, уж года три как померла.
Ох, и покрутились бабёнки у его ворот.
А у Михаила всё хиханьки да хаханьки, гармония, как приросла к плечам. Всё шутит, балагурит. За него бы и девка любая, поманил бы — так побежала. Да не торопится мужик чего-то.
И вот однажды, раненько так, поутру, в деревню молодая женщина вошла в шинели солдатской, а живот вперёд. Бабы рты поразевали: к кому?
А она: «Михаил Кудряш где живёт?» Показали. А из ворот сам Михаил выходит, кинулись они друг к другу, оба прямо ревут, ну и бабёнки за компанию носами пошмыгали. Повёл солдатку Михаил в дом. Так вот оно, кого Михаил ждал, жена армейская!
Так и прижилась в деревне Зоя, дочку Михаилу родила, а то у него все три парня. Осенью в школу учителем вышла, партийная, грамотная. Да и красивая какая, особой городской красотой — как такая нежная войну прошла? Не огрубела, не курит, водку в рот не берёт, да и матом не ругается, и другим при ней совестно.
Живут себе, дети растут, Михаил Марусю, младшенькую, с руки не спускает — старшие-то без него росли.
А Зою Павловну в деревне зауважали. Живёт, чужих детей поднимает, работой не гнушится. В сплетни не лезет, а чуть у кого в чём загвоздка — к Зое Павловне бегут, рассудит, объяснит. И в школе у неё порядок и дисциплина военная.
— А ты, чего это, Михаил, помоложе себе не нашёл, что ли? — иногда подтрунивают над ним мужики.
— А я и не искал, Зоя мне жизнь спасла, на себе, раненого с поля боя вытащила.
Потом привык народ и не спрашивает. Прижилась Зоя Павловна, за свою считать стали.
А однажды к их воротам кто-то двойню подбросил. В плетёной корзине два мальчонки лежат. Врачиху позвали. Она говорит, что здоровенькие, по полгода и вроде на Михаила шибко похожи. Чьи это?
— А наши! Нам подбросили, значит наши, — Зоя говорит. Так и остались Шурик с Юриком у Кудряшей.
Ну, Михаил поди знает, но молчит, и Зоя ни слова, да и старшие парни уже женихи. Зою-то потом в район выдвинули, в начальство вышла и квартиру дали. Так кто из деревни по делам приедет, да заночевать останется — все к Кудряшам идут, свои ведь деревенские.
Военное лихо кончилось, надо новую жизнь строить. Чтоб вдов не было, сирот тоже, дети рождались для мирной жизни. А для этого и постараться не грех. Вот и старались, сил не жалея.
Так и пережили вместе это лихолетье.
Елена Дуденкова
Другие рассказы наших писателей здесь.
Троицкая афиша
