Утро тихонько заглядывало через занавеску и так светло стало на печи.
Я жмурилась и улыбалась, потому что солнечный зайчик от самовара был лучиком, он щекотал меня за нос.
Проснувшись, я поняла, что ещё рано вставать, но запах пирогов и солнечное представление пробудили меня окончательно.
Ещё с вечера баба Саня поставила квашню на пироги, да и хлеб уже был подъеден, а сегодня ещё и баньку дед истопит, так всегда по субботам у них.
— Саня, а нет ли у нас чего похлебать? — спросил дед Христофор.
— А че это ты с утра хлебово-то просишь? — удивилась бабуля.
— То и прошу, что скрутило все кишки от этих челюстей, сама подумай, зараза какая, то их мыть надо, то протирать. Вчера вот губу прикусил, да и не могу я, выпадают, туды их мать!
Бабушка грозно посмотрела на деда:
— Ты, чево это срамец эдакий матюгаишся, а?
Дед встал, вытащил из комода свои вставные зубы, да со всего маху в помойное ведро их бросил, и добавил:
— Вот тебе, без мата, понятно!
А мне с печки, всё понятно стало: сейчас баба Саня сделает ход конём!
И правда, она вытерла руки об фартук, обула тапки и взяла это ведро. Я быстренько слезла, да к окну. Смотрю, а зубы она прямо на улицу выплеснула и всё. Вошла в дом, помыла руки, поставила на стол чашку деревянную с кислым молоком, кусок пирога отрезала деду и мне кусок, да к самовару подсела, чай наливать стала.
— Так, ложку-то дайте мою! — попросил дед и улыбнулся.
Я быстро достала его деревянную ложку и подала.
— Вот, Саня, видишь, как меня внучка любит, а ты?
— Хлебай, пока я не вскипела, а то обоим достанется! Вот и гости уже идут на пироги, да в баню.
— Правда, рановато, — вставила я своё словцо и тут-же получила ложкой по лбу.
— Ишь ты, распорядитель какая.
— А кто там? — спросил дед.
Я сквозь слёзы ответила, что больно, так мне по лбу. «А в гости сестра твоя баба Анна идет!»
Дед покривился, но куда деваться. Он не очень её приветствовал. Вот ещё одна сестра у него есть — баба Рая. Так ту он любит: они и по рюмашечке с ней, и песни поют!
Открылись двери и бабушка Анна сразу с порога сказала:
— Пляши брат, а то не отдам! Дед глянул на неё, махнул рукой.
— Ты хоть здрасти скажи людям добрым, а не про пляски. Че это вдруг, а?
Но сестра не унималась, всё деда плясать заставляла. Баба Саня подставила к столу табуретку и показала гостье, мол, садись.
Тут дед встал, взялся за край стола и в присядку стал, да еще и подпевал себе: «Опа, опа, гола моя ж…».
— Прекрати, закричала баба Саня, не то огрею ухватом, срамец, при девчонке…
— Да ладно, Саня, не ругайся, я же не допел до конца. Давай Анна показывай, чё там у тебя!
Та с довольной физиономией вытащила из кармана челюсть дедову,
Вот, смотри брат, ты чё потерял!
— Выбрось сейчас-же, закричал дед. Так, что даже кот подскочил и взвизгнул от страха.
Я быстро смылась на печку.
Баба спокойно продолжала свои дела с чашками, наливая чай гостье.
— Ты, чё осерчал на челюсти, Христофор, а, — потихоньку спросила его сестра. Дед покачал головой и добавил:
— Хоть один зуб был да свой, а теперь эта челюсть чужая, тошнит от неё — убери!
И снова бедную челюсть бросили, но только теперь в печку. Я смотрела, как она синим огнём горела. Вот тогда-то я и поняла, почему говорят: «Да, гори оно все синим пламенем!».
Это точно про эти челюсти!
Людмила Куковенкова
Другие рассказы наших авторов находятся здесь: region-uu.ru/rasskasi
Оформление: картина "Жили были дед да баба", художник Леонид Баранов.
Троицкая афиша
