Мужья — это, знаете ли, лотерея, кому что достанется. Судьба, видите ли! Вот Катюхе и достался: «На тебе, боже, что нам негоже!»
Нет, с лица нормален. На стройке работает. Руки у парня золотые, характер покладистый. Но голубятник! Заядлый, с детства по крышам, словно кот мартовский, скачет, голубей в небо выпускает. Домой придет, в глаза заглядывает:
— Катюша, голубка хочу купить! Денег дай, — канючит муж.
— Ну, вот что, дорогой, зарплату в дом, а на голубей калымь, мне детей твоими голубями кормить прикажешь?
Так и пошел мужик во все тяжкие: кому забор поправит, кому сенцы переберет, и все на голубей своих тратит.
Друзья у него — пацаны. Мужиков мало. И сам пацан пацаном свистит, прыгает, а голуби крыльями порхают, кольца накручивают, красиво, а пользы что? Мать и то говорит:
— Рукой махни, пусть играет себе!
Вот так играючи и жизнь прожили. Дети выросли, переженились, по городам разъехались. А Саня все по крышам прыгает. Так и допрыгался, сорвался с лестницы — и насмерть.
Осталась одна. Голубей раздала, ей, что ли, стаи гонять?! А они, голуби‑то эти, прилетают, видать, вырвутся и домой. Плачут, воркуют, хозяина зовут, и Катерина с ними в голос воет.
Один хозяин новый до того разошелся, когда третий раз за голубкой пришел, взял — головенку ей и своротил:
— Бесполезная птица, другого хозяина не принимает. Сколь за ней бегать?
Катерина похоронила голубку в огороде. Вот ведь птичья душа, а страдала по‑человечьи.
Повдовела Катерина да и замуж пошла: тошнехонько одной. Теперь на собачатника нарвалась. Две собаки у него элитных — то он «вяжет», то роды принимает, продает потом. Пользы больше, чем от голубей, но ухода много.
Денежки ее Коля складывал, потом то шубу Катюше купит, то перстень золотой на палец напялит. Соседки дикой завистью завидуют. А Николай дом понадстроил, газ в дом провел, водопровод, туалет теплый. Собакам отдельную комнату отвел, коридор только общий, а все равно собаками воняет. Так вот один кобель, для вязки приведенный, в горло Николаю и вцепился.
Похоронила Катерина собачника своего. Конечно, погоревала. Собак сын его забрал, квартиру тоже, дочь гараж да денежки с книжки. Наследники — одно слово. Только дух собачий из дома повыветрился.
Баба опять замуж пошла. «А чего ей? — соседки говорят. — Ни один не пил, не бил, вот она себе лихо и ищет!».
Так ведь и нашла. Пришел в дом мужик, высок, красив, на гитаре играет, песни жалобные поет. И чего жене с ним не жилось? А оказывается, и выпить любит, ну не то что алкаш, а похоже. Выпьет, песни поет, то супу налей, то мяса подай, а на деньги скуповат. Да ты еще его детей-внуков принимай, угощай, ублажай. Свои‑то далеконько, однако…
А Катерина уже в годах, и огород тяжко вести, и свиней, кур убирать, а муженек‑то новый — Валентин, рук марать не хочет. И на что он ей сдался на старости лет, а из дома не вынести. Случился на огороде удар с бабкой, «скорая» увезла, в больницу положили. Соседки проведать пришли:
— Плохо, баба Катя, у тебя в дому. Валентин свиней, кур перерезал. Каждый день шашлык жарит, все твои запасы в ход пошли, а вчера дочь его приходила, так в твоей шубе ушла и перстни на пальцах твои…
Взвыла Катерина, детей вызвала. Еле Валентина из дома выгнала, а пропало‑то сколь!
— Продавайте‑ка, ребята, дом, купите мне комнату в общежитии, одна доживать буду!
Живет теперь баба Катя в общежитии, тут много таких бедолаг, как она, в ее дом дочь въехала, она и комнату матери купила.
Вспоминает Катерина добрым словом Саню-голубятника да Николая-собачника. А Валентин, видимо, затем даден был, чтобы разницу узнала. Хорошо ей теперь‑то в тепле, в светле, печь не топить, помыться — душ есть. С бабками чаи пить друг к другу ходят. Дочь навещает.
Как‑то Валентина увидела, у базара на гитаре брякает, неухоженный, замызганный.
— Возьми меня, Катя, к себе, пропадаю, — плачет.
— Ну уж нет, — отвечает, — каждому свое.
Елена Дуденкова
Троицкая афиша
