Иван женился. Через год тяжёлого и мутного вдовства. Ему наконец повезло. Судьба улыбнулась тепло и ласково. Об этой женщине он мечтал всю свою сознательную жизнь, ещё со школьной скамьи.
Мечтал, как о жар-птице, как о несбыточной сказке. А сказка эта полюбила другого, вышла замуж, Ивана не спросив, и уехала с мужем из родного села куда-то далеко, на его Родину.
Уехать-то уехала, а в снах появлялась. И всегда такая радостная, смеющаяся! Иван просыпался утром необычно молчаливым и весь день ходил под впечатлением сна. Он и дочь свою первую Алкой назвал. Жена не возражала, только вздохнула глубоко и печально. Женщины чувствуют, есть ли что у мужа за спиной.
Жена была в меру славная, в меру добрая, в меру хозяйственная и в меру ворчливая. Спокойно, без напряга прожил Иван с Лидой двадцать лет, думая, что век с ней доживёт. Так нет, ушла в одночасье, умерла от серьёзного приступа, а вроде особо и не хворала. Ну, в деревне со здоровьем обычно мало считаются - паши, пока ноги носят.
Старшая, Алка, уже замужем была и внука им успела показать, а младшая в городе в техникуме училась, вот и гореванил Иван один. Хозяйство без хозяйки хирело, дома стало серо и тоскливо. Иван к бутылочке чаще припадать стал. Вроде выпьет - и горе вполгоря, и сон лучше.
Вот в один из таких снов явилась опять ненаглядная Алка. Хохочет, на щеках ямочки, рыжие кудряшки ветер треплет. И спрашивает она как будто:
- А что, Иван, меня не сватаешь? Вроде бы любился, смотри, опять проворонишь.
Иван аж проснулся от удивления: что это за наваждение такое? Пошёл к соседке, бабе Клане, спросить, как сон-то его понять. Она очки со лба сняла и сурово ему так говорит:
- Меня на кой спрашиваешь? Её и спроси: она вон у сестёр гостит.
Иван аж вспотел от неловкости.
- Извини, - говорит, - баба Кланя, за неудобство.
А сам бегом к магазину, там сестра Алкина работает, может, что и разузнать получится. А в магазине у прилавка Алла стоит задумчивая, постаревшая, волосы уже не рыжие, ямочек на щеках не видать, а вот глаза васильковые, ясные. Иван к ней - сам потом удивлялся, откуда храбрость взялась. Так Аллу разговорил, что она вечером его к сестре пригласила для дальнейшей беседы.
Иван баню протопил, в доме порядок навёл, новый свитер - дочерин подарок надел, одеколоном сбрызнулся, сала копчёного шмат, туес мёду, тушёнки домашней банку трёхлитровую, да медовухи канистру прихватил. Да в гости этаким то фертом понёсся. Ну, как он, так и его приветили, попели, повспоминали, похохотали, вроде и не было меж ними двух десятков лет. Обо всём переговорили и решили, что перед Рождеством вечер небольшой сделают.
Алла смеётся:
- Что же ты раньше думал, почему не подошёл ко мне? Ведь самой неудобно себя предлагать. А ты гордый был, пройдёшь и не посмотришь. Вот и решила, значит, не моё. Я и за другого замуж пошла, да что-то не зажилась замужем-то, хоть мужа бывшего не виню, да только детей у нас не было, а вот с другой-то у него дочь подрастает.
Так Иван и осчастливился: живёт с любимой женой, души в ней не чает. Дом весь сияет, как перед праздником, Алла волчком крутится, всё успевает. А тут - на тебе, срочно в техникум вызывают. За своими делами сердечными Иван о Танюшке забыл, а там, видно, что-то неладно.
Уехал утром, вечером вернулся чернее тучи. Алла с вопросами, что да почему? А он чуть не плачет:
- Танька родила, в роддоме лежит, парень от неё отказался. А сама-то ещё ребёнок. Зачем ей эта обуза? Учиться надо, а тут руки-ноги связаны. Велел ей приплод в больнице оставить, так она ревёт, не соглашается.
Алла так и ахнула:
- С ума ты сошел, чучело огородное, от внучки отказываешься! Лида-то что тебе сказала бы, встань она из могилы хоть на минутку? Что, у тебя поить-кормить девочку нечем? Давай-ка собирайся, поедем внучку забирать. У меня ещё руки не отсохли, вынянчу, Танюшке и так горько, а ты вон чего насоветовал! Нет чтоб поддержать!
И поехали на другой день, машину наняли. В магазин заехали, все детские причиндалы купили, цветы и шампанское прихватили и в роддом. Был тяжёлый разговор с главврачом - там уже документы на отказ приготовили. А как приехали, полный дом родни, все ахают, Ивана поздравляют, стол накрывают. Одеяльце развернули, а там крохотная девчушка кулачок сосёт: у Ивана от неожиданности слёзы к горлу подступили:
- Маленькая ты моя, да я тебя никому не отдам! Все силы приложу, а на ноги подниму.
- Правильно, правильно, - гладит его Алла по спине. - Вместе поднимем. А ты, Танюшка, учись. Всё в жизни бывает, но только предавать никого не надо, особенно близких.
И уже за столом, после первых тостов, Танюшка обняла Аллу и сказала:
- Мне так плохо было, мамы нет, папа никого видеть не хочет. Я думала, теперь не нужна никому, а тут ещё ребёнок. Спасибо вам, тётя Алла, я ещё вчера не знала, где сегодня ночевать буду, а девочке вы имя дайте, я с любым соглашусь.
- Давай, давай! - зашумели гости. - Называй внучку, чтоб мы знали, за кого следующий тост поднимать будем.
- Ну, тогда за Зою, - сказала Алла. - Маму так мою звали, хорошим она человеком была. У меня детей не было и не будет, поэтому я хочу, чтоб её звали Зоя, чтобы всё доброе, что было в моей маме, перешло к ней.
- За Зою! За Зою! - одобрительно загудели гости, а маленькая девочка, только что получившая имя, спала на руках у деда. Рядом сидели юная мать, Богом данная бабушка и много родных и добрых людей. Значит, детство малышки защищено, и будущее обещает быть светлым.
В эту ночь Иван спал особенно крепко, а во сне увидел Аллу молодую, с рыжими кудряшками и ямочками на щеках. Она танцевала, прижав к груди его внучку:
- Иван! Иван! - напевала она. - Смотри, какая славная у нас дочь!
Иван проснулся, лежал, вспоминая и вспоминая свой сон. Ну что ж, дочка ли, внучка, всё равно радостно на душе. Вроде и годы в запасе есть. Вырастим. Алла за стеной запела колыбельную, закачала зыбку с ребёнком. Танюшка, проснувшись, спросила, не пора ли кормить дочь. Иван заулыбался. Вот оно какое счастье: колыбельная песня жены, скрип зыбки в ночи, надёжный уют дома и ещё осознание того, что ты никого не обидел, не предал, и не стыдно тебе за твои поступки ни перед кем. Людям в глаза можно смотреть открыто и честно.
Елена Дуденкова