- Что, котяра, явился? Нашлялся, шлында рыжая, - Матрена потрепала рыжего кота за ухо. Кот блаженно закрыл глаза, тихо мурлыча.
- Иди, гулена, молока налью, - хозяйка открыла холодильник.
- Что ты говоришь? Мартовский гулена? Ты это мне? Я на диване лежу, - донесся из соседней комнаты мужской голос.
- Вот старый, а говоришь — глухой, - ответила Матрена. - Когда не надо, все слышишь. Гулена старый! Март на тебя не действует теперь, лежишь на диване целыми днями.
- Что, что говоришь? - опять спросил супруг.
- Да не с тобой я разговариваю, а с котом. Три ночи дома не ночевал, - в сердцах выкрикнула Матрена. И тихо добавила: - Прямо как ты в молодости: как весна, так и загул у тебя.
Старушка тяжело вздохнула, присела за кухонный стол и налила себе чай.
- Чай будешь? - громко спросила она.
- Нет, передачу смотрю.
- Да, - тихо разговаривала сама с собой женщина, - каждую весну вспоминаю. А что делать-то осталось? Хорошо, что еще вдвоем кукуем в своей избе, а то по одному останемся, как многие в деревне, совсем худо будет. Поругаться не с кем и покричать не на кого. Семен в молодости был еще тот ходок. Мартовский котяра, - старушка взглянула в окно. - А на улице снегом все замело. Не март, а февраль будто бы.
- Смотри, буран начался, - громко крикнула она, чтобы услышал супруг в соседней комнате. - Когда уж тепло настанет?
Кот подошел и стал тереться о ногу хозяйки.
- Провинился, а теперь подлизываешься? Молока еще хочешь? Все вы, мужики, одинаковые: нашкодите, нагадите, а потом подлизываетесь.
Она встала, и налила в блюдечко молоко.
Вспомнилось Матрене, что как-то в одну весну благоверный так загулял, что ночи три не приходил ночевать. Трое детишек уже было мал мала меньше.
- Где папка? - спрашивали они.
- Да на работе, посевная началась, трактора готовит в поля, - лгала она им. А что прикажешь делать? Малышня правду не поймет.
А потом явился: худой, синяки под глазами, всю мужскую силу отдал, только вот кому?
Степан в молодости красавцем был: кудри черные, глаза большие, сажень в плечах. Сейчас - лысый, глухой и слепой. Так уж далеко за восемьдесят.
А Матрена в молодости была неказистая, рыженькая, маленького росточка, с бесцветными, неопределенного цвета глазами. Один раз и выдал он ей, наверное, лет десять уж прожили:
- Я женился на тебе, потому что ты чистоха, и работа у тебя в руках горит. На таких и женятся, с такими и семью создают, а с лица воду не пить.
В деревне работы всегда полно. Да детей куча в каждой семье, блудить некогда было мужикам. Только вот весной. Видать, природа мужицкая своё брала, отрывались мужики: кто с бабами, кто с горькой. Потом весна, лето, осень, не до гуляний - работы пруд пруди, вздохнуть некогда! Гульнет несколько дней и опять тише воды, ниже травы. И так лет тридцать подряд. А когда это все закончилось? Она уже точно и не вспомнит. Успокоился на старость лет!
Закончив чаепитие, Матрена сполоснула чашечку, убрала со стола.
- Мать, а мать, - услышала она голос супруга, - принеси чайку мне сюда.
- Чего захотел-то? Вставай, хватит бока отлёживать. В сарай иди, пока светло, управляйся с живностью. Да занеси сухих дров, на ночь печь еще истоплю, может, и хлеб испеку.
- Да потом…
- Кого потом? - прикрикнула хозяйка. - Иди, хватит бездельничать! Целый день бока мнешь диваном! Свежего воздуха чуток глотни.
Да, быстро жизнь-то пролетела. Правнуки уж жениться собрались. Детей четырех вырастили, выучили и в жизни определили. По всей матушке России разъехались: старший как уехал служить на Север, так там и остался, лет десять уж не виделись. Вторая уехала учиться в медицинский техникум в Санкт-Петербург, потом в институте там училась, так и живет, и внуки, и правнуки там. Третий — Лешка - укатил в Калининград, хотелось ему быть морским офицером, долго добивался цели. Два года назад приезжали в гости всей семьей. Четвертый — Ванюшка - в Магнитогорске, до сих пор на заводе сталь варит. Хотя давно не варит, а так, в каморке сидит, говорит, что с родного завода его только на погост вынесут. А Матрена со Степаном ни у кого из детей за всю жизнь и не побывали.
Мимо прошоркал ногами супруг.
- Чай налей. Выпью да пойду в сарай.
- Про дрова не забудь. И одевайся теплее. Метет порошка.
Поздний вечер. Хозяйка хлопочет у печи.
- Мать, а мать, ты скоро угомонишься?
- Чего хотел-то?
- Да хотел рядышком посидеть, погуторить.
- Ящик надоел, что ли?
- Надоел.
- Поди сюда. Отдохни. Посиди рядышком.
- Сейчас, сейчас. Вот окаянный, - тихо добавила она, - не дает закончить дела.
Матрена, закончив работу возле печи, подошла и присела возле супруга.
- Знаешь, что-то взгрустнулось мне, - произнес старик. - Думы всякие в голову лезут. Достань альбом с фотографиями, вспомним хоть былые времена, детей, внуков.
- Тогда и свету надо прибавить, все лампочки в люстре зажечь. Стаканчик наливки рябиновой налить?
- Неси и наливку, и альбом.
Просидели супруги часа три, рассматривая альбом с фотографиями, вспоминали молодость и всю жизнь.
- Вспоминаем только хорошие моменты из жизни, - вертелось в голове Матрены.
- Даже гуленой меня не называет, мартовским котярой, - думал Степан.
- Хорошо посидели, мать, пора и на покой, - произнес Степан.
- Хорошо, хорошо. Такие прекрасные воспоминания навеяло, и на душе как-то спокойно, умиротворенно.
- Ты, Матрена, прости меня.
- За что это? Что опять придумал?
- Да ничего. Как-то в душе стало легко и свободно. Захотелось на закате наших лет хоть раз в жизни попросить у тебя прощения.
- Ну и ты меня, Степан, прости. Может, когда и обидела тебя?
- Хорошая ты жена у меня. Всю жизнь тебя только люблю.
- Ну, хватит, а то сейчас я слезу пущу. Про любовь вспомнил. Надо укладываться спать. Поднимись, я тебе постель постелю.
- Хорошо, - ответил Степан и поцеловал супругу в седую макушку.
- Что это тебя сегодня на телячьи нежности прорвало?
- Наверное, снег идет на улице, - широко улыбнулся старик и вышел на кухню.
- Готова постель. Иди уж. Устал? Ложись. Спокойной ночи, - ответила супруга и нежно погладила его по руке, заботливо укрыв одеялом.
Екатерина ЗАЯЦ
В качестве иллюстрации использована работа Евгении Алентьевой, 14 лет, преп. Е. А. Вафина, ДШИ № 1 им. Н. С. Левшича