Впрочем, дата окончания войны до сих пор является предметом дискуссий, но оставим решение этого вопроса учёным-историографам. 

А для нас несомненно, что боевые действия на Южном Урале прекратились в августе 1921 г., когда антибольшевистские формирования, после июльской катастрофы под Челябинском, откатились к Тоболу и далее - в Сибирь. И как-то незаметно, тихо, минувшим летом прошла годовщина окончания этого классового конфликта в наших краях. 

При этом одни прямо говорят, что хозяевам нынешней России не с руки праздновать победу большевиков, другие – что борьба с Колчаком на Урале якобы ничего особенного не представляла, мол, даже в советской кинематографии она не нашла достойного отражения (кроме, конечно, фильма «Чапаев», 1934 г.). Конечно, снимать ленты о Гражданской войне на Украине, Кавказе или в Средней Азии гораздо увлекательнее, там и климат лучше, и природа фотогеничнее, и исторические события были ярче. 

На той же Украине был просто сумасшедший калейдоскоп событий: немцев и гайдамаков стремительно сменяли петлюровцы и деникинцы, их – всевозможные батьки и атаманы, а в портовых городах англичане, греки, французы со своими экзотическими колониальными воинскими подразделениями из алжирцев, марокканцев и прочих зуавов. 

Но, надо сказать, что и за Уралом стан белых отличался этнической пестротой.  Речь даже не о местных башкирах и татарах в частях Дутова и Колчака. и не про курень (укр. полк) имени Тараса Шевченко, сформированный в Челябинске из переселенцев-украинцев и австрийских военнопленных (галичан, карпатороссов и буковинцев). 

Кстати, когда Верховный правитель России 15 февраля (ст. ст.) 1919 г. приехал в Троицк, на вокзале был выстроен почётный караул из казачьих и французских подразделений, а тройки с санями Верховного правителя и Атамана до здания мужской гимназии, где проходил Общевойсковой казачий круг, сопровождал почётный конвой из «киргизских всадников в ярко-алых чалмах». 

Напомним, что сама Гражданская война началась именно здесь и по почину иностранцев из Европы – с мятежа чехословацкого легиона (направлявшегося на Д. Восток), солдаты которого 14 мая 1918 г. на ж/д станции Челябинск вступили в конфликт с мадьярами - военнопленными Австро-венгерской армии (возвращавшимися домой по условиям сепаратного Брестского мира). В самый её разгар - в начале 1919 г., после сдачи красным Оренбурга, гражданским и военным учреждениям белых пришлось эвакуироваться в тыловой, казалось бы тихий и далёкий Троицк, в т.ч. командование военно-воздушных сил колчаковцев (во главе с войсковым старшиной1 М.Л. Каплиным) с самолётами, а также авиабаза для ремонта аэропланов и проведения профилактических работ.2  Неудивительно, что в Троицк же перебрались многолюдные английская и французская военные миссии …

 

 

А через 50 лет после описываемых событий автор этих строк перебирал и сортировал предметы своей первой коллекции. В силу юного возраста коллекционера она состояла из пуговиц, которые были разных размеров и из разных материалов: деревянные, эбонитовые, роговые, костяные и металлические, наиболее красивые – стеклянные или перламутровые, выточенные из раковин европейских жемчужниц (пресноводных моллюсков). Соответственно, они представляли разные исторические эпохи. В древности этим предметам гардероба придавали магическое значение, т.к. они отпугивали (возможно этимологически слова связаны) демонов, рассеивали злые чары; найти потерянную пуговицу считалось удачей. 

 

 

Но есть и прозаическое объяснение. Ведь до Отечественной войны (да и после) пуговицы были в дефиците, их берегли, спарывали со старой одежды и неоднократно использовали, собирали... Лишь после принятия Пленумом ЦК КПСС в 1958 г. постановления «Об ускорении развития химической промышленности…» и выступления Н. Хрущёва на XXI съезде партии о необходимости «химизации» промышленности, началось бурное развитие предприятий этой отрасли. В результате появились не виданные советским человеком изделия из супермодных синтетических тканей (болонья, нейлон и т.п.), что немедленно нашло отражение в масс-культуре, прежде всего песенной: «Говорят, что будет сердце из нейлона, говорят, что двести лет стучать ему…» (И. Шаферан «Нейлоновое сердце») или «…Мои друзья хоть не в болонии, зато не тащат из семьи…» (В. Высоцкий «Диалог у телевизора»). 

Кроме этих нарядных, немнущихся (но очень дорогих тканей) в магазинах появилась дешёвая, прочная и лёгкая посуда из пластмассы, множество красивой бижутерии и швейной фурнитуры, из-за чего в 70-е гг. они потеряли в глазах народа ценность. По законам социальной психологии прежние (и духовные, и материальные) ценности не сразу уходят из жизни, они, девальвируя, сначала переходят из мира взрослых в мир детей и долго там мерцают у горизонта общественного и индивидуального сознания (подобно осколкам славянского язычества, сохранившимся только в детской культуре). Вот почему в те годы коллекция пуговиц никого не удивляла (как, впрочем, всего, связанного с дефицитом – этикеток от спичек и газировки (сейчас тех бутылок даже в кино не увидишь), папиросных коробок, обёрток от конфет и т.п…

В это время шла «холодная война», поэтому сразу на себя обратила внимание иностранная, «американская» и явно с военной формы пуговка. Была она диаметром 1,5 см, штампованной из серого немагнитного металла, донце (реверс) было некрашеное, ушко представляло незакреплённую скобку из медной проволоки, словом выглядела невзрачно. А «американской» показалась из-за изображения орла с расправленными крыльями на аверсе. Правда, более интересными казались отечественные большие шинельные пуговицы (литые или цельноштампованные) с двуглавыми орлами, молниями, скрещенными молоточками или топориком с якорем на лицевой стороне. 

В общем, маленькая пуговица была надолго убрана в дальний ящик и забыта. И лишь недавно она обратила на себя внимание и удивила, т.к. орёл оказался явно не с т.н. «Большой печати» - герба США. Птица была без оливковой ветви и пучка стрел в лапах и вообще не походила на белоголового орлана, а напоминала «Бялый Пяст» (белого орла) - герб рода Пястов, основавших первую королевскую династии в Польше. Конечно, сразу же в голову пришёл Янек - герой любимого советской детворой 60-х гг. польского телесериала «Четыре танкиста и собака», снятого по одноимённой повести Я. Пшимановского («Czterej pancerni i pies»). Но войско польское, в котором воевал экипаж танка по прозвищу «Рыжий» (Rudy) формировалось в 1943 г. под Рязанью, а т.н. «армия Андерса» - осенью 1941 г и тоже далеко - в Оренбургской и Саратовской областях, к тому же у жолнежей последней ещё не было польской униформы, они донашивали британское обмундирование. 

К тому же из семейных преданий было доподлинно известно, что пуговка с орлом попала в бабушкину коробку с дефицитной швейной фурнитурой во время Гражданской… Есть только 2 возможных объяснения её появления в это время: конце лета 1914 г. с началом I Мировой войны в Австро-Венгрии приступили к формированию легионов из подданных польской национальности, а в 1916 г., после создания марионеточного Королевства Польского, подчинявшегося Германии, его воинские подразделения вошли в состав рейхсвера. 

Есть вероятность того, что легионеры, попавшие в плен в Галиции или Карпатах могли оказаться в Троицком концлагере, созданном на территории бывшего Менового двора. 

Вероятно, и другое объяснение - с началом войны в России возникла идея создания противовеса австро-венгерским легионам из поляков, поэтому в декабре 1914 г. началось формирование Польского легиона, который с марта 1915 г. отлично зарекомендовал себя в боях на Западном фронте. Поэтому осенью началось формирование уже стрелковой бригады из офицеров и солдат Русской армии польского происхождения. Через год на её базе стали создавать 1-ю польскую стрелковую дивизию (к 1918 г. имелся уже 1-й польский корпус, началось формирование 2-го и был намечен 3-й). 

Но тут случилась Мартовская (в СССР было принято говорить «Февральская») революция, в русских деревнях стали делить барскую землю и к осени 1917 г. германский фронт стал разваливаться. Русским крестьянам, одетым в солдатские шинели было не Антанты, предвкушавшей скорую победу над коалицией Центральных держав. В этих условиях союзники стали полагаться на различные «национальные» части, сформированные из представителей восточноевропейских народов, мечтавших получить независимость после разгрома Германии и Австрии. 

Французский майор Арсен Верже, прикомандированный к чехословацкому легиону, писал: «генерал Анри Ниссель поручил мне вопрос о национальных армиях; я записывал поданные предложения, и мы вырабатывали планы действий: более продвинутая организация чехословаков должна была послужить моделью. Созданием «национальных войсковых корпусов» предполагалось оживить Восточный фронт, где наряду с новыми соединениями, происходящими из разных славянских национальностей, была надежда удержать редкие русские соединения, „верные идеалу родины”». Напомним, что население уездного Троицка до революции было за Уралом одним из самых многонациональных по составу.  Быстро росла католическая община из поляков и литовцев, это были ссыльные (как Ф.Я. Загорский) и их потомки, чиновники (Бронислав Иосифович Дмоховский), железнодорожники (Михаил Казимирович Янковский), частные предприниматели и торговцы (семейство Поклевских-Козелл) и мн. др. 

В 1916 г. в Троицке проживали 49610 чел., т.е. за 2 года войны его население выросло более чем на 50%. В городе стало очень много евреев, немцев и прибалтов, украинцев и поляков - беженцев или депортированных из западных губерний Империи. Тот же Польский комитет, а численность его общины выросла до 500 человек, в 1916 г. открыл даже свою (национальную) школу для детей. Вообще перед войной в восточной части России и в Сибири находилось около 40 тыс. поляков. К 1917-18 гг. их число увеличилось до 300 тыс., это, кроме беженцев и старых жителей Сибири, поляки, ранее служившие в российской армии, а также освобожденные из лагерей для военнопленных (солдаты немецкой, австро-венгерской армий, и солдаты легионов Ю. Пилсудского), число которых оценивается примерно в 50 тыс. человек. Таким образом, за Уралом имелись значительные человеческие ресурсы, которые можно было использовать для создания национальных подразделений. 

В июле 1918 г. на съезде в Челябинске был учреждён Польский военный комитет (ПВК) в России, а в октябре в Новониколаевске (совр. Новосибирск) прошёл I Всесибирский съезд поляков, в его работе участвовали, и представители Южного Урала. Именно формирование польских частей приобрело, по сравнению с другими (башкирскими, эстонскими, латышскими и др.) наибольший размах. Кстати, автор этих слов впервые узнал о роли латышей в истории Троицка из переписки с генерал-полковником В. И. Завершинским (1949 - 2019).  Перед отставкой он служил 1-ым заместителем директора Службы внешней разведки РФ, сам неоднократно бывал, как говорится, «за речкой». Но, будучи уроженцем села Тарутино Чесменского района, Владимир Иванович, плодотворно занимался краеведением, историей красноказачьего полка им. С. Разина и поселений Троицкого уезда. Он первый поведал о командире 17 Сибирского полка Рудольфе Карловиче Бангерском (1878 – 1958). Будучи боевым офицером, он ладил с солдатским комитетом полка, уважаем ими, почему и был назначен командиром полка, а 11 февраля 1917 г. произведён в полковники. Как одна из самых «большевизированных» частей старой армии, полк был направлен вместе с балтийскими матросами на Южный Урал для установления Советской власти. 

Как пишет В. Завершинский, в опубликованных позже воспоминаниях о «Северном летучем отряде» Бангерский не упоминал, его трактовка обтекаема: «следуя за полком, оказался в Троицке, где был уволен из армии большевиками».  Данные эти относятся к марту 1918 г., когда он ещё командир полка. «Скорее, как легенда звучит версия, в соответствии с которой в ответ на предложение председателя Троицкого ревкома Я. Аппельбаума возглавить полк его командир отказался под предлогом нежелания участвовать в русской смуте, намекая на своё латышское происхождение. Но уже в июне «почётный казак Башкирского войска» оказывается в Екатеринбурге дежурным генералом при штабе, а в феврале 1919 г. Колчак произвёл Бангерского в генерал-майоры. И так уж повелела судьба, что в боях под Кунгуром дивизия Бангерского сошлась в схватке с бывшим 17-м Сибирским, а ныне красным 17-м Уральским полком».3 Но, видимо, не все бывшие солдаты 17-го полка ушли с Блюхером и Кашириными к Красной Армии. В октябре 1918 г. в Троицке началось формирование латышского батальона, впоследствии 1-й Троицкий (латышский) стрелковый полк. в него, кроме бывших военнослужащих, вошли жившие на Урале и в Сибири латыши-колонисты и беженцы. Командиром батальона стал капитан П. Дардзан (бывший офицер 1-го Усть-Двинского латышского стрелкового полка). Первоначально (до июля 1919 года) батальон нёс гарнизонную службу в городе Троицке, выполнял карательные действия в Кустанайском уезде. С февраля 1919 г. он подчинялся французской военной миссии, а осенью был придан Чехословацкому корпусу. Затем вместе с чехословаками бойцы уже полка некоторое время охраняли железную дорогу и мосты в районе Красноярска, с чехами же отбыли в Европу. 

Возвращаясь к нашей пуговице, напомним, что летом, 1918 г., после прихода к власти омское правительство объявило о создании регулярной армии и принудительной мобилизации лиц, родившихся в 1898–1899 гг. Призывалось всё русское население и переселенцы, прибывшие в Сибирь до 1 января 1915 г. Поляки, украинцы и представители других национальностей призывались в части, организуемые по национальному признаку, должны были входить «в состав русских войсковых соединений» и «сноситься при официальной переписке на русском языке». Уступка делалась лишь в вопросе о форме одежды и внешних отличий, определять которые предоставлялось национальным советам, в том числе и ПВК, который тут же не преминул надеть всем «рогатывки» (конфедератки) и польские мундиры – вот откуда взялась эта пуговка в Троицке... 

Окончательно сформированная к весне 1919 г. дивизия получила 5-й номер, т.к. три польские дивизии уже действовали во Франции, одна — на Кубани. Командиром 5-й польской дивизии Русской армии А.В. Колчака (численностью более 11 тыс. чел.), был назначен полковник бывшей Российской императорской армии Казимир Румша. Сибирякам дивизия запомнилась карательными рейдами против красных партизан и крестьян, а также героическими арьергардными боями, которыми они защищали отход войск Колчака на восток — в их ходе погибло до 50% личного состава дивизии. 

В своё время генерал В.О. Каппель дал высокую оценку действиям «молодых» польских частей на фронте. Позже белоэмигранты заявляли, что если бы Колчака под Иркутском охраняли не прагматичные чехословаки, а поляки с их понятиями «cześć» и «dostojność», то адмирал никогда не был бы выдан иркутскому Политцентру (в обмен на проезд до Владивостока) и расстрелян без суда 7 февраля 1920 г. на льду Ангары. 

Вот такие воспоминания о социальных потрясениях, в которых когда-то участвовали представители половины Европы и наш «сонный, провинциальный» Троицк, вызвала маленькая пуговка.