Прежнее название Казачья. Наши очерки в какой‑то мере продолжают и дополняют популярную среди любителей краеведения брошюру «По улицам и площадям Троицка». Вот что пишется в ней о площади: «Майская (прежнее название «Казачья»). После утраты Михайловской площадью своего первоначального значения гарнизонным плацем и парадной площадью становится пустырь, прилегающий к «соединённой Пупышевской больнице-богадельне» и являющийся основанием улицы Базарной (им. Ленина). Своё новое название эта площадь получила в честь проведения первых легальной демонстрации и массового митинга троичан в мае 1917 года и в память о проводимых в 1905‑1906 гг. загородных маёвках».

Пространство будущей Майской площади в XVIII веке являлось эспланадой (широкое открытое пространство перед крепостью) северо-западного крепостного бастиона, пересекавшейся дорогой, ведущей в Верхнеуральск. Дорога эта, в свою очередь, была продолжением главной городской улицы, называвшейся «Большой» (совр. Октябрьская). К югу от дороги, у склона левого берега Уя были поставлены два деревянных здания гауптвахты. Такие же караулки имелись как на территории самой крепости, так и на противоположном берегу Уя — у дороги, идущей на Меновой двор. В начале XIX в., судя по хранящейся в городском краеведческом музее фотокопии плана Троицка за 1835 г., Верхнеуральская дорога раздвоилась на Верхнеуральскую и Кособродскую, между которыми расположилось магометанское кладбище.

Постепенно, в течение первой трети века, возле упомянутых зданий гауптвахт появились дома отставных солдат и других обывателей, образовавших здесь пригородную Слободку (район, ограниченный современными улицами им. И. Селивановской, П. Бородина и Октябрьской революции), позднее превратившуюся в Верхний форштадт.

В 60‑е гг. XIX века, когда Оренбург вновь стал губернской столицей (в 1802‑1865 гг. резиденция губернатора размещалась в Уфе), верхнеуральская дорога стала официально именоваться «дорогой из г. Оренбурга», а улица Большая — Оренбургской. Переезд гражданской администрации в Оренбург — на крайний юг Урала, был проявлением общей тенденции развития империи того времени. В конце 50‑х гг. ХIХ в. «киргизская степь» была включена в состав России на общих основаниях, что дало новый толчок троицкой торговле. Продвижение государственной границы на юг привело в 1865 г. к созданию из Области оренбургских киргизов Уральской и Тургайской областей, а из завоеванных в Средней Азии земель — Туркестанской области. В 1867 г. последовало образование Туркестанского генерал-губернаторства. Вот как описывал корреспондент губернской газеты западную окраину Троицка в этом самом 1867 г.: «С четверть версты выше города находятся солдатские каменные казармы, в которых помещался батальон, действующий ныне на границах Туркестанской территории. Увенчай, Господи, славою его оружие!». Действительно, троицкий гарнизонный батальон, переименованный в 6‑й Туркестанский линейный, уже год как располагался в Ташкенте, а с 1903 дислоцировался в Самарканде, но вплоть до 1917 г. его батальонным праздником считался день Святой Троицы. Надо сказать, что коренные троичане в неоплатном долгу перед солдатами этого подразделения.

Ещё в 1838 г. был утверждён план застройки Троицка, но приступить к его реализации помешал грандиозный пожар, случившийся 1842 г. Ему предшествовала длительная засуха — всё лето не было дождей, грунт высох на две сажени вглубь. Температура в тени достигала 25‑32 градуса по Реомюру. Вот так описывал трагедию журнал «Москвитянин» (1842, №76): «23 июля в 4‑ом часу пополудни усмотрен был огонь, выходящий из сенного сарая вдовы майорши Гавриловой, а через четверть часа вся юго-восточная часть города обнялась сильно густым дымом клубами, из которого вылетало пламя…». «Огонь распространился по всем соседним кварталам с такой силой, что при тесноте деревянных строений всякое пособие к потушению огня делалось невозможным». Как сообщал министру внутренних дел Оренбургский гражданский губернатор, «из 600 обывательских и общественных домов сгорело 293, а также тюремный замок, уездное училище, питейная контора, дом, где помещались: гражданская дума, ратуша и словесный суд, две каменных мечети и соборная церковь». Жар был настолько силен, что на колокольне оплавились и упали колокола. Сплошной вал огня 10‑метровой высоты с огромной скоростью пожирал квартал за кварталом. К счастью, если здесь уместно такое выражение, только две обожженные женщины умерли; жертв могло быть больше, если бы не самоотверженные действия городничего Генбача, а также командующего оренбургским линейным батальоном № 6 майора Томилова и его подчинённых, отмечал журнал. Всего было «истреблено пожаром имущества церковного на сумму 4563 руб. 61 коп. а казенного — 3570, домов обывательских — 433715 руб. 85 коп., частного имущества на 526151 руб. 40 коп.». А весь убыток городу и жителям составил громадную сумму — 1001131 руб. 79 коп., что в переводе на серебро составило 286037 руб. 65 5 / 7 коп.

Вернёмся к цитируемому «Очерку уездного города Троицка»: «…При батальоне, не казачьем, разумеется, который сформирован вновь, а при солдатском батальоне, город казался как‑то полнее и живее; между тем как ныне над городом, видимо, берёт верх какая‑то непонятная меланхолия и неопределённая пустота… Вот что значит сжиться с военными людьми!».

Не очень понятно, чем автору не глянулись 400 казаков двух рот пешего батальона ОКВ, сменившие в казармах армейцев, наверное, тем, что казачьи офицеры в лучшем случае имели образование, полученное в оренбургском Неплюевском училище…

Автор же пишет далее: «Разве, при ожидаемой реформе главного судопроизводства не откроется ли здесь, как ожидать можно, Окружной суд: ну, конечно, тогда город опять оживится сколько чрез прибытие сюда новых чиновников, столько же от съезда разных личностей из г. Челябинска и Верхнеуральска с их уездами, для которых Троицк по своей административной центральности будет иметь уже особенное значение или преимущество». Итак, пыльные мундиры гарнизонных офицеров на троицких улицах должны были сменить форменные сюртуки многочисленных «Шабашкиных». Ну, а где много судейских, должно быть и много подсудимых…